Художник
Художник

О художнике

Родился в Омской области в 1961 году. В 1979 поступил учиться в Омский ГПИ им. Горького на художественно-графический факультет. Занимается живописью с 1983 ода. В 1983-1987 участвовал в выставках «Башня», «Эхо», «Ученики Глазунова». В конце 90-х учился в школе современного искусства PROARTE. Участник более чем 40 выставок и художественных акций.
С 1989 года Александр работает в арт-центре «Пушкинская-10».

«Александр Гончарук — художник не светский и не тусовочный. На первый взгляд, его позиция похожа на позицию художника-аутсайдера, безразличного к происходящему интроверта, редко замечаемого на арт-мероприятиях маргинала.
Относит себя к поколению «постсоветских-потерянных», существующих скорее из «религиозных» соображений и рассматривающих свое творчество как признак существования. Воспитанный как гражданин в СССР (рухнувшем на глазах), и сформированный как художник в перестроечный период на ценностях классического западного модернизма (неожиданно ушедшего), предполагавшего приватность в искусстве и право художника на индивидуальное изолированное величие. Для художника существует единое и неделимое на временные и стилистические периоды творчество, которое не ищет любви — не производит простого, доступного и забавного».

©️Музей нонконформистского искусства

«В живописи Александра Гончарука 1990-х годов особое место занимает внимание к символам и знакам, где не конкретный известный символ, но архетипический образ символа, существенный сам по себе, имеет ключевое значение. По словам самого автора, в работах того времени можно заметить сходство с визуальными объектами из области археологии и этнографии.
В работах последних лет Александр доводит этот образ символа до совершенства геометрических форм. Геометрия в восприятии и передаче окружающих образов реальна, как любое творение разума: такое, как музыка или воспоминание. Это творение самоценно и не требует трактовки в иной форме».

©️ галерея Арт-Лига

Автобиография

Когда мне исполнилось 10 лет, мама отвела меня в детскую художественную школу. Там преподаватели привили сознание какой-то причастности к изобразительному искусству и симпатию к художнику – человеку с бородой . К середине 70-х в нашем доме появились радиола «VEF RADIO», магнитофон «Нота-303», рок-музыка и «Голос Америки» — источник музыкальных новостей и каких-то разговоров о неизбежности исчезновения страны, в которой я жил и которую любил. Первые заработанные мной деньги, после 8 класса, я потратил на первые в моей жизни настоящие американские джинсы и настоящий виниловый диск (300 р. с чем-то – дорого). После школы, в 1979, поступил учиться в Омский ГПИ им. Горького на художественно-графический факультет, который был в то время основным поставщиком кадров в Омский Союз Художников. В экзаменационном сочинении первый раз в своей жизни откровенно чего-то наврал, — про то, как я сильно люблю детей, мечтаю стать педагогом и поехать работать учителем в деревню.

ХУДГРАФ

На худграфе преподавали профессиональные и, наверное, хорошие художники, а на кафедре истории искусств работал всеми уважаемый Леонид Петрович Елфимов. Он объяснял нам, «что такое хорошо и что такое плохо» в искусстве. Студентов худграфа с первого курса условно можно было разделить на тех кто пришел сюда чтобы получить художественное образование (учиться в столицах все хотели но шансов почти не имели) и будущих преподавателей рисования, черчения и труда. Из окон аудиторий – напротив, через реку Омку, был виден местный пантеон искусств — здание Омского отделения союза художников СССР. Здесь, на худграфе, пришло представление о ценностях художественных и ценностях псевдохудожественных, пребывающих за пределами искусства, знание о том, кто такие Михаил Александрович Врубель и Александр Андреевич Иванов — и кто такие Шилов и Глазунов. Первой выставкой, которая произвела на меня неожиданное и важное впечатление, была выставка живописи Владимира Бугаева, в Омске 1979 году, в ДК Нефтяников. В сибирской провинции были свои интересные и уважаемые авторы, привлекающие внимание начинающих художников — многие знали омского Н.Я. Третьякова, новосибирского Н. Д. Грицюка, красноярского А. Г. Поздеева, и других. Ближе к Перестройке в Омске, как и в других городах, стали регулярно проходить выставки неофициальных художников, и таких в Омске оказалось много. Возникали новые группы, товарищества и объединения, ненормативность стала востребованной. Появилась возможность показывать свои работы. В 1983-1987 участвовал в выставках «Башня», «Эхо», «Ученики Глазунова». В те годы в лучших выставочных залах СССР стали показывать западные проекты — классиков авангарда — Раушенберг, Гюнтер Юккер, Фрэнсис Бэкон и др. Я видел эти выставки. У меня сложилась ориентация на искусство не похожее на соцреализм и убеждение, что стать художником можно только в столицах.

ЛЕНИНГРАД

Весной 1989 в очередной раз приехал в Питер и нашел себе мастерскую в сквоте на Пушкинской улице, дом 10. Для меня, как и для многих других обитателей этого адреса, это было замечательное место в замечательное время. Здесь вместе варились художники, музыканты, поэты, артисты, известные и неизвестные, педерасты и наркоманы, старые жители дома и приезжие, бандиты, бомжи, начинающие бизнесмены. Скоро художественные люди стали преобладать и через год — два организовались. Двери мастерских художников были всегда открыты. По делу и просто так заходили разные люди — друзья, знакомые, коллеги, любопытные. Художники общались, соревновались, дружили, уезжали и возвращались. Было ощущение какого-то единения и причастности к общему — искусству. Из-за рубежа все еще привозили крупные сильные выставки. Многие художники их видели. На меня они производили большое впечатление, их содержание порой ошеломляло — это был опыт искусства, накопленный в Европе и Америке, а в СССР подавляющему большинству ранее неизвестный и недоступный. Искусство, которое тогда производилось и активно присутствовало в Питере, мне казалось не значительным и скорее вторичным. Мой вкус не предполагал больших симпатий к доминирующим тогда в Питере арт-тусовкам. Городской фольклор митьков казался низким стилем. Нонконформизм как художественное явление я не понимал: много разных художников — отрыжка соцреализма (политика и литературность преобладали). Новая Академия играла в какую-то фальшивую игру, хотя в этом кругу было много разных и интересных авторов. То, что вещал их лидер про красоту, меня веселило. — Омская тусовка, к сожалению, в Питере быстро развалилась. Выживать пришлось в одиночестве.

ОБЩЕНИЕ С ХУДОЖНИКАМИ

В молодости, общения с коллегами-сверстниками и на разные темы, конечно было больше. Со временем общение меняется качественно и меняет форму. Художники сейчас мало дружат между собой, у большинства из них трудная жизнь — скудная и затратная. За искусство никто платить не хочет. Нет бренда — нет художника — нет цены. Художники в большинстве своем крайне не востребованные и в этом тупике конкурируют. Сейчас речь идет не о соревновании художников в искусстве а о выживании автора как творящей самостоятельной единице .

САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ

Для меня в это время было сложно определить круг своих художественных предпочтений, найти свое пространство в искусстве — создавалось впечатление, что «все уже сказано» и что больше не может появиться новой визуальной формы и оригинального стиля. Много работал с разными материалами и техниками в поисках своего содержания и способа визуального воплощения. В моих работах первой половины девяностых можно заметить сходство с визуальными объектами из области археологии и этнографии. Материальность, орнаментальность, каллиграфия, знак — это то, что тогда меня интриговало и было частью содержания работ. Абстракция для меня стала чем-то вроде защиты от политического, от реализма, китча, простого и забавного. Стал разным и вроде как серьезного типа художником.

«ЭМАНСИПАЦИЯ СТИЛЯ»

Наступили плохие времена — на дворе дичайший капитализм. К середине 90х был увлечен темой стиля, как способа образования визуальной формы и содержания. Под впечатлением увиденных в Европе хороших образцов стритарта — граффити (в России на тот момент эта культура еще не была заметна) сделал много работ на эту тему. Это беспредметные композиции с доминированием унифицированных элементов — каллиграфические построения, эмоционально нейтральные структуры. Я вводил абсолютное доминирование стиля в формат картины – станковой живописи, материал холст, масло. Избыточность линий, узлов и пересечений создают ощущение невозможности прочтения и неоднозначности. Индивидуальность автора растворяется в стиле. Стиль заменяет индивидуальность.

PROARTE

В конце 90-х пришла некая растерянность, и я пошел учиться в институте PROARTE (первый набор). Внимательно слушал известных и влиятельных искусствоведов, кураторов и арт-активистов новой России и зарубежья, говорящих про современное искусство и новые технологии в искусстве. Мне, вроде как зрелому человеку и художнику, все это было интересно. Появилось ощущение некой причастности к столичному художественному образованию, когда-то желанному и несбывшемуся. Курсы были плотными и насыщенными. Заключительная часть моего обучения — практикум по «новым технологиям в искусстве» меня сильно утомил (прежде всего крайне низкой скоростью подключения к Интернету), и я перестал ходить в Петропавловскую крепость. Непродолжительное время был увлечен новыми медиа, но пришло разочарование — интерактивность как художественный язык мне не показался нужным (вносила много игрового и развлекающего), а комментарий как художественный метод мне не близок. И какая мне, художнику, разница, как морочить себе голову. Пусть живопись не модна — оттого достойнее. Время нескромных желаний прошло — и мое творчество окончательно приняло форму дела сугубо личного и вовне мало ориентированного. Хотя на самом деле так всегда и было.

Придал своему творчеству статус хобби и продолжал охотно им заниматься. Вероятно, оно было мне необходимо.

ГЕОМЕТРИЯ

В последние лет 10 мне близка визуальность, описываемая в геометрическом стиле. Геометрия субъективна и одновременно объективна, абстрактна и конкретна — ее нет в мире и одновременно она есть везде. Картина является результатом строгой работы метода, в котором рациональное вытесняет интуитивное, она набирает форму через постепенный процесс накопления и отбора. Пластические излишества приносятся в жертву холодной упорядоченности формы. Изображения аскетичные и не соблазняют воображение различными вариантами прочтения. Работы демонстрируют деперсонализированный характер творчества.

Геометрия — это отчасти вопрос профессиональной нравственности.

ГОРОД vs. ДЕРЕВНЯ

Я приехал в столичный город Ленинград, чтобы стать художником. В этом плане он был для меня конечно интересен и полезен. Сейчас жизнь в большом городе мне уже не симпатична, а временами кажется невыносимой и противной. Я не часто чувствую себя здесь комфортно, своим и нужным. Мне не нравится: эклектичный «петербургский стиль», манерный «серебряный век», фальшивая «блистательность Петербурга» и все спекуляции на эту тему. Город со своими понтами и мусором лезет в меня и его надо регулярно выдавливать из себя обратно. В этом мне помогает моя столетняя дырявая изба в старой вологодской деревне. Деревня приближает к возможности существования в ситуации апеллирующей к более важным составляющим реальности — к набору более оптимальному — к реальностям абсолютным. Простая жизнь освобождает главные ценности от суеты, шумов и дребезга, возвращает их к первоначальным формам. Зрение, слух, обоняние — работают по-другому. Другого качества естественный фон – дождь, солнце, звуки. Второстепенное легче обнаруживаются. Отсутствие ерунды вроде мобильных коммуникаций, заорганизованности, навязчивой рекламы, новых медиа, глянца, пластмассы, высокотехнологичного дизайна — создает другую реальность. Находится место для эстетического переживания в его классическом виде — в созерцании. Здесь для меня появились новые темы.

Самоограничение, апеллирование к реальности абсолютной, созерцание — то, что есть и в геометрическом искусстве.

UPGRADE (2005-2012)

Материалом для создания работ послужили забытые и давно утратившие свою функцию предметы старого крестьянского быта: палец, каток, варобка, порочки, давилка и др. Изготовленные из материалов органического происхождения (чаще это дерево) и не претендующие на вечное существование. Это вещи «топорно» — просто — сделанные, не обремененные никакими внешними эстетическими изысками. Авторское обновление предмета не лишает его первоначальной функции, но серьезно меняет внешность. Оптимальное соответствие функции и внешности сознательно нарушается путем избыточной доработки старого предмета. Важный признак — признак оптимального и достаточного времени, потраченного ремесленником (мастером) на его изготовление, художник снимает избыточностью обработки и таким образом вводит этот предмет и почти забытую его утилитарность в контекст современного искусства.

Содержание работ находится в пределах сочетания понятий: новое и старое, внешность и функциональность, достаточность и избыточность, необходимое и лишнее, натуральное и синтетическое, авторство и соавторство.

Выставки

Сколько у меня выставок, я давно не считал, в начале 90-х вокруг постоянно что-то затевалось и происходило — много всякого разного. Если без разбора все вспомнить — за 30 лет наберется много и разных. До какого- то времени я старался не упускать возможность в них участвовать, но когда ушли сомнения в своей арт-состоятельности и необходимости сравнения себя с другими авторами, желание тратить время на эту бесполезную суету окончательно пропало. Я давно их не ищу. Попасть на полезную для творческой карьеры выставку всегда было сложно. Музеи работали только с именами и со старыми знакомыми авторами. Своего искусствоведа никогда у меня не было. На первую персональную выставку сподобился только в 2003 г. — »Эмансипация стиля» в зале МНИ (в большей степени потому, что нужно было отчитаться за присутствие на Пушкинской). Через 10 лет состоялась вторая персональная выставка «Фрагменты», почти в этом же месте (и в основном по той же причине).

Выставки

Персональные выставки:

2003 — »Эмансипация стиля» Музей нонконформистского искусства

2013 — «Фрагменты» Музей нонконформистского искусства

2015 —  «Фрагменты. Сделано в 90-е» галерея Арт-Лига

Прямая речь

Интервью для сборника «Параллелошар», 2010 год.

Как начиналась твоя творческая жизнь?
Есть в детстве у всех какое-нибудь увлечение, я рисовал. В детской художественной школе объяснили, что увлечение может стать профессией. На художественно-графическом факультете стало совершенно понятно, что ничем
другим заниматься по жизни не хочу.
Была ли у тебя своя мастерская до «Пушкинской-10»?
Была, и не одна. Во времена «развитого социализма» свободному художнику было проще найти место для работы, чем сейчас — во времена дикого капитализма.
Как и когда ты оказался на «Пушкинской-10»?
Одним прекрасным днем в июне 1989-го компания омских молодых художников заняла пустующую квартиру в сквоте по адресу: Пушкинская ул., 10. Среди них был и я. Тогда я был молод и подвижен.
Какое участие ты принимал в создании арт-центра «Пушкинская-10»?
Мое участие заключалось прежде всего в том, что я много работал в мастерской и всегда был готов участвовать в выставочных проектах, проводимых на «Пушкинской-10» и вне ее.
Где было легче заниматься творческой работой — на старой «Пушкинской-10» или на новой?
Лучше было на старой, время было другое — время надежд и наивного романтизма. Компания художников была побольше и повеселее. Сейчас в мастерских художников входные двери железные. Да и условия для работы были получше.
Какие интересные случаи или истории происходили с тобой на «Пушкинской-10»?
Много разных, время было нескучное.
Как ты оцениваешь культурную и общественную значимость деятельности Арт-центра?
Есть такое место, многие его знают и приходят сюда. Мое ощущение, что сегодня свежего и актуального здесь маловато.
Являешься ли ты членом каких-либо других творческих союзов, кроме товарищества«Свободная Культура»?
Да, являюсь — на всякий случай.
Есть ли, по-твоему, сейчас принципиальная разница между деятельностью разных творческих союзов (ЛОСХ, IFA, ТСХ, «СК»)?
Думаю, принципиально — никакой. Все художники свободные и независимые, в большинстве своем несчастные и мало востребованные. Материальные возможности у творческих союзов разные.
Над каким произведением ты работаешь сейчас?
Как всегда — над великим произведением. И для тех, кто понимает.
Считаешь ли ты актуальным для современной зрительской аудитории свое творчество?
Потребитель разный, надеюсь, что для кого-то мое творчество не кажется банальным.
Что значит для тебя «Пушкинская-10»?
«Пушкинская-10» — мать родная. Двадцать лет — это не хухры-мухры. Большая часть моей сознательной и бессознательной жизни прошла здесь, надеюсь, здесь же и продолжится.

Контакты

Александр Гончарук на Facebook