Художник, куратор, поэт, музыкант.
Художник, куратор, поэт, музыкант.

Биография

Олег Котельников — живописец, поэт, художник кино, режиссер-мультипликатор и музыкант. Родился в 1958 году, в Ленинграде. Окончил ЛХПТУ №61 по специальности краснодеревщик-реставратор. Работал сторожем, кочегаром, плотником, такелажником.
Творчество Котельникова тесно связано с группой «Новые художники», основанной Тимуром Новиковым в Ленинграде в 1982 году, и существовавшей в течение семи лет. Коллективная работа практически во всех областях искусства (совместно написанные картины, книги, концептуальные работы, театр, музыка, литература) — одна из характерных сторон творчества «Новых художников».
Живопись Котельникова 1980-х годов создана в эстетике экспрессионизма и «всечества». «Всечество» — выражение И.Зданевича и М.Ларионова, определяющее свободу творческого выбора, возможность превращать в искусство всю окружающую реальность. Большая часть картин того времени создана Котельниковым в смешанной технике с использованием темперы, масла, карандашей и иных материалов, иногда на «чужой», найденной основе (как картина «Бег»). К 1980-м годам относятся написанные Котельниковым портреты его друзей Тимура Новикова и Георгия Гурьянова, а также городские пейзажи-эмблемы («Петр Первый»). В то время он часто использовал продукцию поп-культуры, обращался к иконографии страшных комиксов и компьютерных игр, не пренебрегая никакими проявлениями жизни. Сотрудничал с группой «Автоматические удовлетворители» Андрея «Свина» Панова и «Поп-Механикой» Сергея Курехина.
Работы Котельникова находятся в собраниях Государственного Русского музея, Государственной Третьяковской Галерее а также в других музеях России и за рубежом.

Автобиография

Год рождения: 1958, Санкт-Петербург. Хобби: музыка, рисование, кинопроизводство, стихосложение, саморепродуцирование. В музыкальном плане преуспел в индустриальной — панк- рок- ролл- ноль- музыке. В рисовании опустился до глубочайших вершин изящнейших из искусств. Обогатил кинопроизводство моднейшими способами обработки кинопленки (дрель, шило, фломастер — кино без кинокамеры). В рифмоплетении ритма — «вечные» тени молитвы. …мальчики пошли с третьего раза…

Coda

Ни дня без линии__
Без черточки-
без строчки
Без точки с запятой;
без запятой, без точки.

Лекции

Олег Котельников. Искусство Петербурга последней четверти XX века.

Прямая речь

Фрагмент интервью из книги «ТЭИИ: От Ленинграда к Санкт- Петербургу. Неофициальное искусство 1981-1991 годов».

Сегодня 27 января, и у нас будет разговор с Олегом Котельниковым. Скажи, пожалуйста, кто тебя пригласил на вы ставку «на Бронницкой»?

Сказать честно, я не помню, был ли я там зрителем. Участником точно не был.

Почему?

Я помню, что пришел с кем то из ребят, когда там были уже какие то санкции. Но участником я точно не был. Разве что Тимур принес мои работы, но вряд ли (действительно, работ Котельникова там не бы ло —сост.).

А от кого ты узнал, что есть такая выставка?

Я помню, что мы просто гуляли, и зашли туда. Может быть, с Тимофеем (Новиковым — сост.).

Вы тогда уже знакомы были?

Да мы знакомы с ним чуть ли не с детского садика.

Сейчас, спустя много лет, как ты считаешь, насколько нам, художникам того времени, необходимо было объединяться в организацию?

Сейчас, зная уже все подводные камни, которые мы тогда могли только подозревать или предвидеть, я понимаю, что любое объединение вокруг какой то идеи необходимо. С кем поведешься, от того ведь и наберешься: какие люди рядом окажутся, таким и станешь. Ведь еще Пиросмани, Ван Гог мечтали создать дом для художников, чтобы они жили одним делом… Это очень важно. Ведь художественный ствол, ствол искусства растет, и художники обеспечивают своими судьбами его рост.

Тем более что у нас был не дом, а организация.

Да, и это был то ли недоруб, то ли переруб. На мой взгляд, все это тоже была своего рода игра. Иначе это было бы какое то подобие Союза художников, а ведь не может быть никакого Союза художников — художник по определению одиночка, но, разумеется, ему нужно общение с себе подобными. Иначе он замкнется. Хотя многие художники на вопрос «Смогли бы вы творить на необитаемом острове?» — отвечают «Да». Но к чему это все?

То есть можно сделать вывод, что объединиться необходимо было по крайней мере для общения?

Да, и к тому же была потребность сойтись единым фронтом против художников, объединенных другой организацией. Просто понятно, что организовываться надо для каких-то целей. Мы объединились, чтобы от стаивать свою позицию — простую, человеческую, на самом деле: говорить о том, о чем тебе хочется, о том, что наболело. Естественно, у человека есть какая то самоцензура: ему в голову не придет ругать всех и вся. Но если он видит, что происходит что то несправедли вое — он должен об этом сказать. В этом совесть его или бессовестность. Поэтому «неофициальные» художники представляли, на мой взгляд, некую совесть куль турного процесса. Вот есть московские бессовестные художники, чье искусство ничего общего с искусством не имеет. Худож ник хоть и аполитичен, но все равно ведь он находится в дискурсе жизни народа, или своей жизни, или жизни Земли. А политика — это просто разврат.

А считаешь ли ты, что наше ТЭИИ, доволь но долго существовавшее, было продолжением недолго существовавшего объединения ТЭВ?

ТЭВ ведь тоже был создан прежде всего как объединение вокруг идеи. И ДК им. Газа и «Невском» были разрешены. Просто если человек в курсе того, что происходило, для него очевидно, что откуда вытекает и куда втекает. А я о том, что такое ТЭВ, от тебя и слышу в третий или в четвертый, мо жет, раз. Вытекает ли… Ну, наверное, там ведь и буквы многие совпадают. Да и просто, зная наших ребят, оче видно ведь, что это один круг.

Пополненный новыми поколениями.

Разумеется. Для меня важнее было в моей истории искусств заполнить прореху между 1930-м и 1950-м годами. Не в мировой истории искусств, конечно, там то все продолжалось. Один мой друг, итальянский галерист, как то сказал, дескать, это ведь единый для нас процесс: была антика, потом Возрождение, потом дальше процесс пошел. А у нас была советская история, которая и не история вовсе. Мне очень важно было для себя восстановить этот процесс: я очень рад, например, что с Рихардом познакомился, узнал у него что-то, со всеми участниками, восстановил для себя ниточки. Так что ты спрашиваешь: «А была ли связь?» — разумеется была: ведь и люди те же.

Каким годом Ты определяешь окончание работы ТЭИИ?

Я думаю, что 1990-м. Год совместной выставки с «Пушкинской-10», на Охте. Это было важно, тогда уже возникло много группировок: «Дикие», «Митьки», которые не были ведь статичными, это не группа «Биттлз» из четырех участников. Через этигруппы проходило много людей, и уже после этого они «раскрывались». Это были скорее оркестры, своеобраз ные «поп механики». В той же музыке были группы, «Ау» например, через которую прошло огромное количество участников. Это полигоны — и ТЭИИ тоже было полигоном. И хотя сейчас множество организаций пытаются примазаться, но уже давно понятно, что к чему на самом деле.

 А какие выставки ТЭИИ тебе запомнились больше всего?

Больше всего запомнилась выставка, которая не открылась, 1986 года — по моему, она была веселая! Все спорили о какой то ерунде и понимали, что спорят совершенно не о том.

А помнишь какие то забавные случаи из жизни ТЭИИ?

Помню, как то в солнечный день приходит ко мне утром Олег Маслов и говорит: «Ну что, поехали, картины-то отвозим?». Была какая то выставка, кажется, в ЛДМ. Я говорю, сейчас подожди секунду. Схватил резиновую краску, которую мне приятель приволок — ее поддельщи ки использовали, делали логотипы Adidas на кальсонах. На каком то ненавистном коврике с оленями нацарапал две буквы и сказал, что произведение готово. Мы с весельем приволокли его на выставку, и оно висело. Был там какой то дяденька, член выставкома, который сказал: «Если вы это примете — я свою работу сниму». Я решил посмотреть, что же он снимет — и увидел лаком замазанные, выписанные, чуть ли не сюрики. И меня это, конечно, рассмешило. Все-таки художник должен быть в русле, понимать какие то новые движения.

Это одна из точек зрения. Скажи, а имела ли значение в общекультурной жизни Ленинграда деятельность ТЭИИ?

Я считаю, что ТЭИИ было просто в свое время в своем месте.

У нас ведь был устав, в котором были обо значены не только творческие, но и социальные цели ТЭИИ: как Ты считаешь, добилось ли ТЭИИ, оставаясь неофициальной организацией, своих целей?

Да ты и сам видишь, наверняка, что добилось. Я не так давно думал об этом: вот нас по телевизору часто показывают, больше ничего подобного нет. Но не является ли наша организация чем то вроде галереи Гельмана, которая объединяет определенный тип художников. Гельман объединяет провокаторов, поддерживает эту провокационность в искусстве, и сам он провокатор. Это хорошо. И как бы мы ни относились к Марату как к человеку, разрушающему мозги, искусство, раз он есть — значит, он нужен. Что не делается — то делается, верно ведь? У него есть четкая позиция, и четкая позиция есть у ТЭИИ. Мы ведь не провоцируем, нам это чуждо — да и Питеру это чуждо. И даже хорошо, что существуют такие разные вещи — должен быть выбор, когда он есть — ты спокоен. Возьми 1990 е годы, когда был расцвет свобод: люди почувствовали себя свободными и успокоились. В воздухе не ощущалось напряга, а сейчас мы его ощущаем буквально кожей, он есть. А с моей точки зрения, чем больше, тем лучше: ты сам волен выбирать то, что тебе подходит.

К тому же, мне кажется, ТЭИИ само выступи ло именно провокатором образования различных ин ститутов: галерей, выставочных пространств и т. д.

Диссидентами всех их назвали бы, но мне кажется, что художника нельзя назвать диссидентом — это то же самое, что назвать его идиотом. Диссидент и идиот — одно и то же в данном случае, инакомыслящий, имеющий свое собственное мнение, а не мнение общества. И на него сразу обращают внимание: «А чего это ты тут делаешь?», как в фильме «Посторонним вход воспрещен», помнишь? Типичный вопрос праздношатающегося, возможно, хорошего, доброго, но совершенно не понимающего, что он делает, человека, находящегося в общественном направлении. А общественное направление — задавать вопросы: Страна Советов!

Является ли Товарищество «Свободная культура», первое официально зарегистрированное нами объединение, продолжателем ТЭИИ и ТЭВ?

Да. Я считаю, что все наши объединения неразрывно связаны, и вообще уходят корнями к 20–30-м годам XX века. Время ведь выбирает свои имена, а дух остается один. А если духа нет — остается душок. Духу нужен выход: людей, которые прекрасно понимают, что навлекают на себя гнев общества, живущего в рамках, именно этот дух сопротивления толкает объединяться и действовать.

Интервью взял Сергей Ковальский

Фрагмент интервью из книги «Параллелошар», 2010 год.

Здравствуй, Олег. Самый первый вопрос банальный, тем не менее, очень интересный: как начиналась твоя творческая жизнь?

Вопрос, по-моему, не банальный. Получается, ты сам начинаешь себя оценивать. А до этого что — была не творческая жизнь? По-моему, у любого человека творческая жизнь начинается с детства, просто она или заканчивается у него быстро или продолжается.

Твое творчество с детства было связано с изобразительным искусством?

В городе, где все это на каждом углу, как-то даже не понимаешь, где оно: внутри тебя или снаружи…

А ты из Петербурга?

Из центра Петербурга. Все это работает на подсознание и на сознание, естественно, потому что постоянно видишь вокруг какие-то удивительные вещи. Постоянно сталкиваешься с чем-то новым, вообще не говоря уже о музеях, в которые с детства тебя водят, а потом ты и сам уже.

Когда ты осознал, что ты художник, когда в первый раз взял в руки инструмент?

Кто такой художник? Человек, который делает что-то руками по какой-то поверхности.

Тебя кто-то привел в изобразительный кружок?

Нет. Я, может быть, как-то сам, сейчас точно не помню. В рисовальные кружки, наверно, не ходил, потому что и дома рисовали, и как-то особо это не нужно было. Был момент, когда пошел в кружок лепки в Доме пионеров, но недолго это продолжалось — в силу, может быть, особенных личных качеств. Сказали, что такие лепщики, с такой фантазией в этом кружке нежелательны (смеется). Фантазия была, может быть, более резвая, чем у детей того времени в том возрасте.

То есть уже тогда у тебя было стремление к проявлению своего особенного взгляда?

К индивидуальному взгляду на любое задание, вплоть до самого примитивного. Конкретно тогда это был случай с изготовлением маски из папье-маше на какой-то праздник, может быть даже на Новый год. Какой-то, видимо, был образ мною создан, сильно отличающийся от милых образов товарищей; мне сказали, что это круто. Я уже не помню конкретно. Но видимо, что-то впечатляющее.

А после кружка лепки?

Оттуда ушел и больше туда не ходил. Мне было интересно с глиной повозиться, и каркасы делали: досочки с проволочками, и все это облеплялось пластилином, заметьте, не глиной. И все эти тряпочки, и сам запах, ванна глины. С точки зрения даже профессионального подхода было интересно. Все это осталось в памяти. Дома-то, конечно, это не то. А пластилин, к счастью, надо сказать, был очень хороший. Сегодняшний, например, отличается, как день и ночь: тот был более пластичный и не прилипал, лучше был.

В то время уже рисовал?

Я думаю, что это были просто «почеркушки».

Сколько Тебе тогда было лет?

Не помню, в класс первый, наверно, ходил.

Совсем ребенок еще. А в школе ты в обычной учился?

Да, в обычной.

Хотел после школы образование художественное получать?

Нет. Было какое-то училище с художественным уклоном, потому что школа уже к восьмому классу так поднадоела, что захотелось еще более от нее отдалиться, но все равно нужно было образование 10-классное, поэтому нашел себе это училище с художественным уклоном, там тоже было три года этих изысков на разных этапах.

Это было в какие годы?

Начало 1970-х примерно.

А когда у тебя появилась первая мастерская, была ли она до «Пушкинской-10»?

Случайно была: это на Лиговке, тут рядом, чуть подальше от «Пушкинской-10», если смотреть от Невского, ближе к Кузнечному. Там некий театр, не помню, откуда приехавший. По-моему, где-то в начале перестройки в самый, самый такой момент, наверно, середина 1980-х.

Музыкой очень увлекался?

У меня отличный слух, даже не делаю разницы — музыка, стихосложение, рисование… Живой, видимо, подвижный ум, если себя оценивать, конечно, бред, но почему нет. Это, видимо, знаковая система: какие-то знаки более подвижные, какие-то более инертные. С годами понимаешь, что в этом что-то есть.

C какого музыкального инструмента все началось?

Дома постоянно валялась гитара, никто на ней не играл. Я ее стал осваивать с детских лет, естественно, без всяких преподавателей. Сейчас вроде трынкаю, говорят, неплохо.

Но все силы ты направил в итоге…

Нет. Я не думаю, что все силы. Это интересно параллельно, Вы же все равно развиваете себя, любимого, гармонично в разных направлениях. Ну вот как? Сегодня занимаетесь одним, завтра другим, но это все одно целое; Вы не можете оторвать от себя какой-то кусочек себя и сказать, вот все силы я сейчас отдаю тому, а когда надоест… Не думаю, нет. В каждый исторический момент своего существования ты отдаешь или отдаешься какому-то делу, увлечению, хобби… Здесь нужно самому себе рассказать, убедить себя, что это действительно не только интересно, а этим стоит заниматься. Когда не получаешь со стороны профессионального толчка в каком-то направлении, то ты волен делать, что хочешь. Так и надо, на мой взгляд. Ты сам себя заставляешь учить, никто тебя не заставляет, и это гораздо продуктивнее. Потому что если ты сам не захочешь, то никто тебя не заставит. Это еще со школьных лет. Совершенно нормальный механизм. Идет диалог с собой: как ты относишься к себе, любимому, и как ты можешь себя использовать для сверхзадач, если они у тебя вдруг возникли.

В твоем окружении было много музыкантов, художников?

Так получается, что ты подбираешь себе по жизни круг знакомых. Кто-то общается с людьми, не хочу делать оценок, у кого творчество идет в «фольклорном» варианте — выпить, песни поорать, учинить какую-то народную забаву типа «стенка на стенку». Это тоже творчество, но своеобразное, ближе к концептуальному (смеется).

В музыкальных коллективах состоял?

Ой, навалом. Это последовательно развивается, хочется себя и в общественном попробовать движении.

А как появилась художественная мастерская?

Да спонтанно, просто люди говорят: «Вот театр». До этого были уже и выставки многочисленные, и знакомства с художниками.

Ты дома работал?

Только дома, а где же? Может быть, еще в помещениях, где друзья рисовали. Естественно, приходишь, и вместе что-то быстренько создаете для каких-то целей.

Это подработка была?

Да нет, никто о работе собственно не заботился, потому что деньги в советское время зарабатывали в советских организациях, как правило, там нужно было работать, иначе — тунеядство. Сейчас это трудно, конечно, представить. Тем не менее люди были обречены где-то числиться, как правило, выбирались свободные профессии, с посменным графиком. Но это не важно, когда еще есть масса сил по молодости, их хватает. Естественно, с годами все это надоедает.

После этой мастерской были другие до «П-10». Как ты попал в арт-центр?

Это было, наверно, рядом с домом; ходил, тут было много знакомых. Тут изначально кто-то жил до «Пушкинской-10» в этом дворе. Тем более что в свое время было очень много сквотов, ребята спокойно их занимали, было где находиться и делать, что ты хочешь. Не важно, Пушкинская там, Фонтанка, Мойка — много было адресов. Везде большие помещения, везде есть чем, а на чем — это уж твои проблемы, тоже можно было найти и принести. Дело за этим не стоит. Подвижность и мобильность были главными в этом смысле, и не только физическое — еще и на уровне сознания. Потому что в какой-то момент вариант всех этих дров, обтянутых тряпкой, надоел: это дико тяжело, с выставки на выставку. Идет-то она меньше месяца, как правило.

Когда и где была твоя первая выставка?

Год 1982-й, я думаю. У приятеля в мастерской. У него было помещение, где он проводил такие выставочки, «квартирные». Мне так кажется. Может быть, в ТЭИИ, последовательность не вспомнить. В ТЭИИ было много выставок. Это была какая-то ранняя выставка — 1982 или 1983 год… Сейчас как раз пытался смотреть в книжках по ТЭИ, но что-то не нашел, может, плохо смотрел… У Сергея Ковальского все есть, он эту «бухгалтерию» вел.

Какой был первый музыкальный коллектив, в котором ты состоял?

C приятелем мы устроили, такой «магнитоальбомный», он нигде не выступал. Мы использовали то, что имели. Дома резвились на звуке, что потом вылилось в звукопись, молодежная культура склонялась в эту строну. Потом были другие коллективы, репетиционные базы, выступления на различных площадках, участие в клубных мероприятиях, танцевальных.

Сложности были?

Сложностей особых не было, наоборот интересно. А такие сложности, которые были у нонконформистов — тогда они себя так еще не называли, наверно, у неофициальных художников, — с организацией официальной выставки, с разрешением официальной деятельности… Насколько я теперь понимаю, власти предержащие смотрели на этих выскочек, которые заявляли «мы-то художники тоже», и с точки зрения памятных выставок в Москве, которые проводились при «оттепели» и были разгромлены какими-то там товарищами. Шел диалог власти с народом, по крайней мере, хотя бы делался вид, а диалога не получилось, как мы знаем, исторически. Власть пришла в негодование и стала обзываться именно по наущению этих товарищей. Зная о тонких сторонах власти, мы понимали, что все было разыграно. Опять же люди в дураках остались. Они наивно подумали, что наконец-то мы не будем разделяться на какихто там признанных. Хотя все эти союзы, которые были и в 1930-е годы, — это фашизм. Фаш — это союз, объединение, черта человеческой психики, стремление объединяться. Объединение возникает либо в плюс, либо в минус. В данном случае в минус, как мы видим. Это историческая закономерность вообще для людей. А весь XX век, он отражен в этой древнейшей игре «Камень, ножницы, бумага». А символ — это будущее. Икона — это прошлое, знак — это настоящее, а символ — это будущее.

Возвращаясь к творчеству, музыке, Ты не ощущал дискомфорта?

Ну, просто многое притянуто, может быть, с точки зрения сознания молодого человека 1970-х годов и нет… Ведь некоторые мои товарищи поколения конца 1920-х, как мой папа. Вот Рихард Васми, они одногодки с моим папой. У него совершенно другой взгляд на ситуацию был; он тоже был маленький мальчик, тоже креп и рос параллельно со старшими художниками, с тем же Люкшиным, который просто был сосед у него в квартире. Он тоже, может быть, в период становления чувствовал какие-то силы и моменты какой-то легкости. Потом с годами все это давит, давление на тебя постоянно, ежедневно, и чисто психологически не выдерживаешь, на мой взгляд.

На «Пушкинской-10» ты оказался в самый момент ее основания?

Да, я помню даже, что она сначала вообще на Фонтанке была: я ходил в первые их мастерские — дом, который сейчас переделали в какой-то банк, угловой, долго стоял сломанный, это на улице Ломоносова, угол Фонтанки и Ломоносова. Помню, там были еще самые первые мастерские. Домов было навалом, тебе нужно было что-то — иди, занимай. Изначально проблемы с помещением у меня как человека, «дрынкающего» в коллективе, который «дрынкает» на очень большой громкости и, естественно, все ручки вправо, как вы понимаете, не было. Уж коль ансамбль может найти себе помещения, так и для художественных целей, если тебе уж очень надо, захочешь — найдешь: в своей родной стране, в своем-то городе, конечно. Это, видимо, молодость: не взирая на, вопреки…

Почему Ты примкнул именно к этому сообществу людей, которое в итоге поселилось на «Пушкинской-10»?

До этого уже были выставки с коллективом ТЭИИ, которые проходили гораздо раньше, еще начиналось все в 1970–1980-е. С ребятами я был знаком с конца 1970-х (1976–1977-й), понимал, что есть официальные и неофициальные художники, как и музыканты. С каждым годом ты становишься взрослее, начинаешь отделяться от всеобщего пионерства, счастья, братства, в которое был погружен с детского сада. А в свободном плавании понимаешь, что жизнь интересна, но где-то и сложновата.

Какое участие ты принимал в создании арт-центра «Пушкинская-10»?

Лично я — своими стараниями просто (смеется). Этого мало?

Были сложности у Арт-центра в течение 20 лет существования, в частности, в 1990-х годах. Как Ты это вспоминаешь?

Ну, как я помню? Все было освещено, входишь во двор — он горит! Свобода первых дней перестройки, видимо, еще.

Тебя это вдохновляло?

Не нас вдохновляло — это было реально, физически, now, как говорится. Во дворе была иллюминация день и ночь. Горели окна всех мастерских. И вдруг в какой-то момент, ближе к осени, когда начались тяжбы с этими людьми, любителями полакомиться чужим, вдруг вырубили свет. Темно. Все погрузилось в состояние застывания, был очень маленький источник света дан на фасадную часть. Внутренние мастерские практически сразу покинуты были или перешли на осадное положение, чистились печи, которые, слава Богу, еще были в старом фонде. В принципе, люди были предоставлены сами себе, и в центре города было ощущение, что живешь в XVIII веке, — ни света, ни тепла.

Этот период отразился на твоем творчестве?

Лучше, конечно, для творчества это не иметь. Скорее это отразилось на творчестве моих старших коллег, которые были задействованы в силу своей неуспокоенности, ответственности за товарищей, которых они позвали с собой. Конечно, в какой-то момент был большой соблазн у властей, но нашлись ребята среди «дрынкающих», обладающих авторитетом у народа, которые собирали стадионы. Они в какой-то момент поддержали общественное движение свободолюбивцев и сейчас имеют здесь места для репетиций, то есть такой взаимовыгодный обмен получился. А вообще «Пушкинская-10» особо меня не влекла, просто я здесь жил рядом… Вначале я был на «Пушкинской-10» и не состояв в Товариществе, то есть я в нем состоял еще раньше, в ТЭИИ, но в новой формации — нет. Только позже задумался, может быть, нужно оформить. Потому что мастерская была в этом доме, и таких было много, это даже в голову не приходило — как-то оформляться, потому что все равно все были вместе, собирались, обсуждали разные вопросы. Это был момент такого зыбкого состояния, интересно было. Здесь было много моих знакомых, товарищей по прежним «группировкам», они входили в ТЭИИ, в свою очередь. В какой-то момент нашел себе помещение в центре двора. В 1970-е годы владели не одним домом, а несколькими. Клуб «НЧ/ВЧ», который задолго до «П-10» существовал в районе Большого дома, практически напротив, на Каляева, владел аж четырьмя домами, потом расширился, и их было не счесть по этой улице. Середина 1970-х годов, «П-10» не было еще и в помине. Было все очень мощно. Там были обыграны с городской властью условия существования. «Полигон». Очень много людей прошло сквозь этот «Полигон», это тоже был музыкально-художественный клуб, то, что мы и здесь видим. То есть формы эти давно существуют. На тот момент, когда уже «Пушкинская-10» была, еще «НЧ/ВЧ» существовал. Андрей Тропилло тогда переиздавал пластинки для себя и для друзей, он тоже был в клубе «НЧ/ВЧ». У него тоже там было помещение для своих пластиночных дел. Это все было в моем районе, где я родился, и гораздо ближе, чем «П-10»: в какой-то момент даже в моем доме и в тех дворах, где я бегал мальчишкой. Естественно, это грело больше, больше сил отдавал туда, входя в этот клуб. Это был примерно 1986 год. Кстати, самые первые шаги власти к слиянию с общественностью, первые ласточкито были в этом районе, ближе к Смольному.

Когда тебе комфортнее работалось: до ремонта на «Пушкинской-10» или после?

С одной стороны, у меня там помещение было больше. Сейчас «П-10» имеет маленький участок, основная часть отошла кому-то. Естественно, пришлось потесниться, тут не до жиру. С другой стороны, коль уж делал это у себя в коммунальной кухне несколько лет в период развития, самый важный для самого себя, то сейчас уже профессионализм подсказывает…
Вообще в тот период много моих товарищей, у кого был сложный период с жильем, могли у меня пожить: люди с художеством знакомы не понаслышке, себя реализовали. Заодно находились в центре «художественных» событий; это даже лучше, я считаю, можно было и коллективно что-то изготавливать. В принципе, конечно, в «доремонтной» жизни момент свободного товарищества был более естественным. Может быть, старые стены помогали. Все-таки, то, что произвели сейчас — «новое вино в старые меха», можем так это определить, это не good, это мы знаем еще и по тексту. Потому что старые стены, они несут информацию: первоисточник несет гораздо больше информации, чем перепечатанное. Время там не законсервировано, то же самое в старых досочках, стенах — это все есть, и оно влияет на тебя. Ощущаешь себя спокойнее. Верим мы в это или не верим, если есть исторически зафиксированное в различных источниках, значит, есть некие этому подтверждающие вещи; как уж мы называем их, это наше дело.

Мистические случаи были?

Причем здесь мистические? Их можно придумать, и они будут вовсю «шарашить». Мы все выдумываем, и это происходит; мы материализаторы, но поскольку мы по образу и подобию творца, уж коль о творчестве заговорили, можем все это придумать, и это будет «фигачить».
С детства я с этим напрямую связан: что-то оглашаешь, и вдруг это происходит, — как к этому относится? Ты нормальный советский человек, материалист, конечно, верующий только в материальное подтверждение. Нужно, может быть, владеть большей информацией и, сравнив, проанализировав, может быть, сделать вывод для себя, как тебе вести себя в такой ситуации. Информация — это очень важная вещь. Почему ее не было в советское время, — как раз люди, называющиеся нонконформистами или людьми нового взгляда, «диссидюги», инакомыслящие, как угодно, в конце концов, идиоты — это ж одно и тоже. Идиот — это человек, думающий иначе, чем общество, это «неугодист», это приватность. Греческое слово «идиотэс» — это приватность, как бы мы не хотели забыть. А «П-10», в свою очередь, тоже мистический опыт, хотим мы того или нет.

Как ты считаешь, каково культурное значение «Пушкинской-10»?

Культурную значимость она может иметь только тогда, когда люди, которые это создают, культурно значимы, а если это не так, то как бы мы не пыжились, безнадежно.

На твой взгляд, культурно значимы?

C какой-то стороны можно сказать, что да. Мне кажется, что на сегодняшний день более активные какието действия как раз и помогли бы культурной значимости себя проявить. Вообще сегодня еще мутное время, люди, подуспокоившись, снова получают свою колбасу. Что такое общественно-культурное? Это то, что будоражит сознание. Может быть, конечно, им телевизора достаточно, грубо говоря, если уж мы берем общественное, или Интернета, то там им этой информации вполне хватает, ну помои в общем-то. Копаешься в помоях, находишь желчи. Кто-то просто и помоями довольствуется, как бомжи. Они тоже самодостаточны, у них тоже своеобразная жизнь, мистическая.

Как ты считаешь, это тоже должно быть или должно меняться?

«Меняется к лучшему», как пел небезызвестный ансамбль, и все, что мы не делаем, это к лучшему, и «все, что мы не делаем, мы делаем». Как ты к этому относишься, что ты в это вкладываешь — или доказательство общественности, какой ты хороший, или, не взирая ни на что, работаешь с тем, с чем ты работаешь, но наиболее строго с себя спрашивая в какой-то момент, то есть не довольствуясь тем, что ты обречен на успех по-любому — уже набранная скорость тебя все равно выведет, — а ставишь для себя какие-то сверхзадачи. Этого пока не вижу. С точки зрения сверхзадач, которые в общем-то не сверх, как буддизм нам говорит. А творчество — это наилучшая практика. Уж коль ты этим занимаешься, то занимаешься на всю катушку.

Без поддержки (имею ввиду быт, организаторскую роль арт-центра) ты мог бы делать то, что ты делаешь?

Полно людей, которые, не находясь на «Пушкинской», делают. Это не островок свободы прекрасного в бурном царстве мрака. Это просто некое место, которое позиционирует себя как творческое гнездо. А Академия наук, Академия художеств? Такие же в общем гнездища, только во что это превратилось. Важен момент, как начинается, какие помысли, к чему это приходит. Даже в самый момент открытия, еще до открытия. Очень важен сакральный момент: что ты заложил, то из этого выйдет. Поэтому профессионализм, строгость к себе необходимы. Когда все правильно, то все правильно и работает, оно неизбежно работает правильно. Это как единственная вселенская схема — золотое сечение. Все работает по этой схеме.

В союзы, кроме «Свободной культуры», входил?

Союзов масса. Чем больше, тем лучше. Состою в «СК», еще состою в обществе «А-Я», клубе «НЧ/ВЧ», который не расформировывался до сих пор, и так далее. Можно еще придумать, например, сам себе придумываешь и состоишь в нем; таких было масса, знаете ли. Русско-японское вольное общество (смеется). Единственное, куда я не вхожу и входить не буду, — Союз художников. Это принципиальная позиция. Идти в Союз художников ради мастерской, это, конечно, гадость, я считаю. На «Пушкинской» я имею мастерскую не за хорошие глазки, как-то так получилось. Особых усилий в этом направлении я не делал, сказал: «Будет возможность и отлично». «Ну, отлично, есть возможность», — ответили.

Помимо мастерской Союз больше ничем интересен не может быть?

Чужда идеология, чего уж там скрывать. Она еще во время перестройки себя дискредитировала: то, что она выжила, говорит лишь об инертности мышления в целом. На таких примерах можно смотреть за целым: смотря на малое, видишь в целом — как это все работает в стране. Менталитет народа, который населяет эту страну. Союз художников, как не парадоксально, он выжил и крепнет, в отличие от всех остальных возникших организаций, очень сильных… А этот почему-то работает. Вот странно. То же самое, как Союз театральных деятелей, эстрадников, — в 1990-е годы они были никому не нужны. Народу это не нужно, уверяю вас. Народ требует хлеба и зрелищ, а не фрик, который мы видим на протяжении времен Советского Союза и сегодня. Паразиты. Союз художников, Союз концертных деятелей. Это все паразиты. Ну а как с паразитами нужно разговаривать и вести себя, наверно, знаете. Это, конечно, идеология, а что делать? Они паразитируют на стремлении к прекрасному. Импульс пожирается и превращается не в то, чем он был изначально. Импульс к самовыражению, к спокойному нормальному взгляду и даже импульс драйва перевирается, а драйв — это очень важно во всех видах искусства, это сила, энергия. Она здесь используется против, такое айкидо получается.

Немного о творчестве. Над чем ты сейчас работаешь?

Над всем сразу. Я просто не понимаю, мне все интересно. Ничего конкретного. У меня есть несколько проектов, которые я сейчас буду «забабахивать», это и с японскими какими-то штуками связано. Пока конкретно еще не придумал. Вот в следующем году будет 140 лет эпохи Мэйдзи. Я хочу это представить в фотографии, с тех лет и до сегодняшнего времени. У меня есть, что показать нашим ребятам. Договорился, буду это делать. Есть еще несколько проектов. Тоже связано с Японией. Должно же Русско-японское вольное общество что-то приносить.

«Пушкинская-10» может интегрировать в мировое современное искусство?

Должна. Извините за это слово. Никто никому ничего не должен. Обязана. Но делает ли она это, задайте вопрос? Это вопрос. И для меня в первую очередь это тоже вопрос.

Наверно, если бы это делалось, все заметили?

Конечно.

Почему так происходит: может быть, необходима поддержка, например, властей Санкт-Петербурга?

«Никаких с лисою дел я иметь бы не хотел». Помните? Хорошие люди работали во всех областях советского творчества, могу Вам сказать. Россия на таланты-то богата — по-разному проявляются они. Вы ничего не можете, не должны требовать в помощь себе от каких-либо подобных структур, которые бюрократически априори, которые не поймут, а если поймут, то однобоко и, конечно, поставят Вам палочку. Все общественные свободные организации должны общаться напрямую без каких-либо злобных структур и развиваться; а у кого они поддержку на тот или иной момент находят — это их личное дело, потому что люди помимо общественных связей личными тесны и сильны. Люди могут находиться в разных воюющих организациях, а лично при этом очень дружить. Так всегда было, и тайные общества существовали. Я лично за такие связи, за глубокие культурные связи независимо от политических отношений.

Но все-таки возникают таможенные, например, проблемы…

«Закон что дышло…» Столб перепрыгнуть сложно, а обойти можно.

 Считаешь ли ты свое творчество актуальным для современной аудитории?

«Бойтесь актуалистов в современном искусстве!» Что такое актуальность? Если тебе как производителю энергии хорошо, то, может быть, это хорошо и для остальных. Пока мне кажется, что никаких негативных движений вроде нет. Но развить можно по-разному все это. Идеология. Все идет естественно, как бы ты не хотел возвысится, ты все равно почва для тех, кто идет за тобой. Или ты всегда ученик, или знаешь, что ты хочешь. Когда ты знаешь, что ты хочешь, можешь, когда ты не можешь, не сделать, тогда ты наиболее близок к тому, что является сегодня вершиной в этой области, в любой области, и ты на нее быстренько взбираешься и остаешься на ней чем? Навозом — для тех, кто на эту вершину придет после тебя. Понимая эту схему, остаешься абсолютно спокоен.

А у тебя есть последователи, ученики?

Понятия не имею. В свое время — да, было много подражателей, мне так казалось, а может, это бред. Или мне так казалось в силу того, что мы просто одинаковые. Может, это хорошо, потому что когда это есть, возникает общественное движение, общность. Были же кубисты, потому что они кубиками рисовали, делили пространство на кубы; потом были супрематисты, которые воспарили еще выше и смотрели на все сверху. А вообще мне совершенно несвойственно себя со всем этим учительством связывать, хотя я прекрасно понимаю, что это важно и всячески поддерживаю моего школьного товарища Тимура Петровича Новикова. У человека была такая способность объяснять, быть педагогом, самому одновременно обучаясь у своего же ученика. Ну как можно сказать, ученик ли ты мне или я твой ученик? В свое время Владик Овчинников (у него был младший друг из одного с ним города, а Владик действительно художник с большой буквы) к своему младшему товарищу обращался «Учитель». То есть это юмористически, но это превращение в то, что ты есть на самом деле.

Что значит для тебя «Пушкинская-10»?

Дом родной! Хочется, чтоб это было домом. Еще с Сережей Ковальским мы говорили: и раньше были различные общества по интересам, были «общевыставочные» мероприятия, например «Осенний салон», куда все стремились, но не всех принимали. Человеку это все близко. Но не было конкретики, которые уже предоставили «голубые сыны народа» в 1930-е годы. Арт-центр все это напоминает. Конечно, все меняется, нужно к этому привыкнуть, нужно наступить на грудь, это элемент притирки. Поскольку новый механизм.

Каково будущее «Пушкинской-10» как интегратора в мировое сообщество, как ты думаешь?

Как поет Джонни Роттен, будущего нет. Это нереально. Может быть, хоп — и завтра не наступит никогда. Господь смеется над тем, как человек планирует. Нужно понимать — с собой-то, любимым, в каком ты находишься состоянии? В состоянии противоборства или «адекватки». Когда это есть, состояние «адекватки», то ты спокойно оттачиваешь свое мастерство, артистизм или еще что-то…
Арт-центр «Пушкинская-10» — это ковчег?

Хотим мы этого или не хотим. C чего все начинается? C ковчега.

Это параллельный мир?

Параллельный мир чему? Было такое «Параллельное кино» еще в свое время, придуманное в Москве. Это чисто, наверно, московское. Это одно и то же. Мы в этом мире существуем не параллельно и не последовательно, как в некоторых цепях. «Пушкинская», это как одна из звездочек, главное, чтоб она не превратилась в карлика. Звезды иногда превращаются в холодных карликов, не хотелось бы такого. Звезда — это планетарная система, вокруг которой что-то вращается. Дай-то Бог, чтоб еще больше вращалось. Если про будущее рассказывать, то, конечно, все разложено по полочкам. Дай-то Бог, чтобы все это было, развивалось — и в хорошую сторону, не в административную, в творческую.

Творческая деятельность

8 декабря 2020 — 6 февраля 2021 — Выставка «Вещи», галерея ANNA NOVA

2 декабря – 16 декабря 2020 — Выставка в рамках 4-й Балтийской Биеннале Искусства Книги – 2020, IFA

23 октября — 18 декабря 2020 – «LA MORT EN ROSE», музей ART4, Москва

4 сентября — 11 октября 2020 – «Чёрный узкий багет». Персональная выставка, ArtSquareGallery

2020 – «Художники и коллекционеры – Русскому музею. Дары. 1898–2019» к 125 л., Русский музей

23 января 2020—9 марта 2020 — Выставка «Эхо экспрессионизма. Искусство Ленинграда середины – второй половины ХХ века», Русский музей

Февраль-май 2019 г. — цикл лекций. Центр Курехина.

Декабрь 2018 г. — март 2019 г. — выставка «Радикальная текучесть. Гротеск в искусстве».  Музей искусства Санкт-Петербурга ХХ-ХХI веков.

Октябрь — ноябрь 2018 г. —  выставка «Новые идеи для города». Государственный музей городской культуры.

Октябрь 2018 г. — «Ленинградский андеграунд в Христиании». Галерея «Gallopperiet». Дания. Копенгаген.

Июнь- июль 2018 г. — выставка «90-е: Старая Пушкинская». Пушкинская-10. Музей Нонконформистского Искусства. Малый зал.

Май-июнь 2018 г. — персональная выставка «О.К. Пионер-пенсионер. Нулевой цикл». Пушкинская-10. Музей Новой Академии Изящных Искусств.