1. Параллелошар – понятие-оксюморон: крепко-накрепко, мёртвым узлом  в нём завязаны несовместимые – полярные по сущностному знаку, взаимоотталкивающие – смыслы.

Это ситуация Гордия и Александра?

Попробуем обойтись без меча.

Узел развязывается сам собой при переходе в другую систему отсчёта: из евклидовой – в неевклидовую, из трёхмерной – в многомерную.

Однако такой переход – акция интеллигибельная.

Тогда как параллелошар находится в чувственной сфере – хотя и вблизи от границы с умопостигаемым; быть может, как раз на этой разделительной черте – не через него ли она и проходит? Тем провокативнее ситуация!

Перед нами произведение искусства.

Точнее, целый их ряд, отмеченный общей – весьма непривычной для нас – эстетикой.

Сергей Ковальский мыслит парадоксами.

Мыслит пластически!

Нам явлены не теоремы (ratio с ними справится), а зримые формы   (sensusиспытает кризис).

В этом и новизна.

В параллелошаре сгущается парадоксальность.

2. Термин остранение Виктор Борисович Шкловский ввёл в 1914 г. Надо бы отметить столетие! В аккурат за юбилеем «Чёрного квадрата».

В.Б. Шкловский раньше других заметил: «Автоматизация съедает вещи». Обезличивает, нивелирует их! Остранение призвано встряхнуть и освежить увялое,  ставшее инертным, стёршееся бытие.

Вот одно из пояснений удачного термина – обычно на него не обращают внимания: «приём затруднённой формы».

«Чёрный квадрат»  – несмотря на знакомость и банальность своей геометрии – даёт мощный пример затруднённой формы.

Будто он вырезан из синайского мрака!

Из апофатической тьмы!

Творение К.С. Малевича воспринимается как откровение. Разве мы знали раньше, что получится, если тетрагону задать равенство углов и сторон?

Остранение по В.Б. Шкловскому – как пересоздание вещи, её рождение внове.

До К.С. Малевича мы ничего не знали о мистерии квадрата.

Параллелошары Сергея Ковальского относятся к числу весьма затруднённых форм. Художника с Пушкинской 10 хочется назвать мастером остранения.

3. По сути этот приём использовали создатели неевклидовой геометрии в XIX в. Они совершили революцию в своей науке. Однако их влияние вышло далеко за её пределы.

Пятый постулат Евклида казался надёжным базисом мироздания.

И вдруг основания закачались!

Две параллельных – как крепёжные балки. Разве можно было их вынимать из-под космоса? Мнилось, что он потерял рациональность – стал абсурдным, странным.

Иван Карамазов осуждает мыслителей, которые «осмеливаются даже мечтать, что две параллельные линии, которые по Евклиду ни за что не могут сойтись на земле, может быть, и сошлись бы где-нибудь в бесконечности». Смущаясь этих новаций, герой Ф.М. Достоевского заявляет: «Я смиренно сознаюсь, что у меня нет никаких способностей разрешать такие вопросы, у меня ум евклидовский, земной».

Автор «Братьев Карамазовых»  был готов – в отличие от своего героя – к выходу за пределы парадигмы: «Если б сошлись параллельные линии, кончился бы закон мира сего. Но в бесконечности они сходятся, и бесконечность есть несомненно».

Земной разум здесь приноравливается к неземной мере.

Эта непростая адаптация продолжается и сейчас.

Infinito!

Головоломное и головокружительное, оно давно известно как экстремум мышления – как источник парадоксов. Из него черпали и Зенон Элейский, и Николай Кузанский, и Георг Кантор. Искусство авангарда припадает к нему с первых моментов своего существования.

4. Параллелошар Сергея Ковальского синтезирует в себе конечное и бесконечное.

Художник любит приставки мета- и транс-.

Цитируем «Цветослов» – вот как здесь релятивизируются внешнее и внутреннее: «Метакосмос живописи заполнил космос вселенной».

Рядом  мы встречаем и выражение трансрадуга.

Одну из функций параллелошара можно определить так: он настраивает нас на трансцендирование – поднимает на метафизический уровень.

Возвратимся к вопросу о пограничном положении параллелошара: одновременно он здесь – и там, в мире вещей – и в мире идей, в условиях времени  – и в режиме вечности.

Двойственный объект!

Художник поставил дерзновенный эксперимент.

В какой сфере?

Не только в эстетической, но и в онтологической: испытуются глубинные условия бытия – в их соотнесении с человеком, субъектом.

Выясняется, что евклидов мир не может породить жизнь и разум – он схематичен и механистичен, в нём отсутствует креативная жилка.

Благословенна кривизна пространства!

Благословенна n-мерность!

Наш Универсум помещается в параллелошаре Сергея Ковальского.

5. Достаточно назвать имя Николая Ивановича Лобачевского – и мы обычно слышим:  – У него параллельные пересеклись!

На самом деле совсем не так. Это интерпретация Ф.М. Достоевского – преломление в его сознании идей неевклидовой геометрии, обретших неожиданную экзистенциальную остроту.

Тут имеются разные вероятия.

Перечислим их:

 – Параллельные пересекаются (Ф.М. Достоевский).

 – К данной прямой можно провести две параллельных (Н.И. Лобачевский).

 – Нет параллельных прямых (Б. Риман).

Как сие не удивительно, но все три возможности выполняются на параллелошаре Сергея Ковальского – художник сообщил ему качество всевмещения.

Вот интереснейший цикл “Параллелошар в пространстве Трансрадуги”.

Алгоритмы комбинаторики – и нечаянность импровизации: художник сочетает методы, которые принято использовать раздельно. Строгая  формула в его сознании соседствует с хлебниковской заумью.

Есть разные языки формообразования.

Сергей Ковальский – полиглот: в одной работе он может задействовать несколько кодов.

Это символистская аллюзия – это из словаря супрематизма.

Ожидаете диссонанса?

Наличествует дополнительность!

Многие работы мы и видим, и слышим – синестезия им как бы имманентна. Это не программа, заложенная извне – это самораскрытие редкостного дарования Сергея Ковальского.

Цвет и звук – тоже аналог параллельных: они не только пересекаются в параллелошаре, но и перекручиваются, переплетаются – то ли в самом объекте, то ли в душе зрителя. Какая разница? Это амбивалентно – взаимопереходно.

6. Остранение мира продолжается. Причём в сторону его одухотворения, витализации.

Эквидистантой в геометрии называется место точек, удалённых от данной прямой на данное расстояние. Естественно, что у Евклида это тоже прямая – космос разграфлён с непреложным ригоризмом. Власть рейсшины никто не смеет оспорить.

В неевклидовой геометрии эквидистанты своевольничают. Директивы прямой они игнорируют.

Что происходит с эквидистантами  в параллелошаре? Будто они дышат – причём в разном ритме. А порой и неровно! Мы видим игру живых линий.

Это закономерная – и вместе с тем бесконечно свободная – игра.

Платон учил о космосе-организме.

Таков и параллелошар Сергея Ковальского.

В.И. Вернадский прозорливо писал о римановом характере биологического пространства.

Параллелошар не просто находится в таком пространстве, а является средоточием и уплотнением его силовых полей.

Они проявляются по законам красоты.

Но это красота новая, странная, парадоксальная.

Лет через сто она станет классикой.

Освоению эстетических ресурсов параллелошара содействуют отличные стихи Сергея Ковальского:

Побеждённое Солнце задыхается в Чёрном квадрате.

Год за годом, сто пыточных лет, висит над Россией!

Мы не живы и не мертвы, выдыхали чёрный воздух,

переживая затмение коллективного разума

и выстраивали ступени Трансрадуги Мира,

по которой над нами взошёл Параллелошар

освобождённого Солнца.

ОПТОФОН

Ковальский

    Заиграл на оптофоне –

        И в Лире, и в Стрельце, и в Орионе

            Уловлены звучащие цвета –

                Мы к синтезу восходим неспроста.

Не слишком ли

    В разрывах преуспели?

        Друг к другу прививает параллели

            Великий мастер! Ярко там и тут

                Прекрасные трансрадуги цветут.

С какой звезды

    Прислали эту цитру?

        Пюпитр легко преобразил в палитру

            Сергей Ковальский – и наоборот!

                Ах, что за ноту этот цвет берёт?