Биография
Родилась в 1931 году в Нью-Йорке.
Училась в колледже Суортмор, закончила с дипломом бакалавра Калифорнийский университет в Беркли, магистр Иллинойсского университета (1970, пластическое и графическое искусство), обсучалась в университете Сан-Франциско (1977, Терапия с помощью искусства).
Барбара провела детство на острове Лонг-Айленд около Нью Йорка и затем жила во многих штатах – Вирджиния, Пенсильвания, Орегон, Иллинойс, Коннектикут. Последние двадцать пять лет живет недалеко от Сан-Франциско, Калифорния. Мать троих детей, бабушка шести внуков, хотя, возможно, скоро их будет девять.
Первый раз приехала в Россию в 1983 г. и с тех пор проводит здесь в среднем два месяца в год, в основном в Петербурге. В середине 80-х годов познакомилась в Ленинграде с группой независимых художников; вместе с Сергеем Ковальским курировала обмен выставками между Ленинградским ТЭИИ (Товарищество экспериментального изобразительного искусства) и Галереей Route One, в городе Пойнт-Рейс Стейшн, Калифорния. Она считает, что в последнее время в ее работе произошло много изменений, включая появление темных тонов, благодаря знакомству с русскими.
На годовщину смерти отца
Что остается, когда все прошло?
Неровное пятно замытой крови,
Усталой плоти отпечаток,
Царапины на двери, где твой ключ не попадал в замок.
Полузабытые рассказы.
Звук топора, которым ты колол дрова,
На лестнице сухой и тонкий кашель,
Тебе навстречу радостно бегущий пес.
Полузабытые рассказы.
Прости меня, отец,
За то, что влагою прозрачной
Льну к пустоте,
Волной вздымаюсь, поглощаю, обращаю, несу в потоке вод
Сквозь пряди трав зеленых гребень тонких пальцев пропускаю,
К камням лепящихся моллюсков серых отпускаю,
Смывая землю, обнажаю красоту корней
И ускользаю навсегда,
Храня родной твой аромат в протянутых руках.
Барбара Хазард (перевод с английского Людмилы Гаав)
Выставки
Персональные выставки
1999 Аддисон Стрит Аннекс, Беркли, Калифорния
1998 Галерея «Беркли Стор», Беркли, Калифорния
1996 Галерея «Route One», Пойнт Рейс Стейшн, Калифорния
1992 Галерея «Новый Пассаж», Литейный, 57, Санкт-Петербург, Россия (брошюра)
1982 Экологический центр, Сан-Франциско, Калифорния 1981 Марин Государственный Центр, Сан-Рафаэль, Калифорния 1974 Колледж Альбертус Магнус, Нью-Хейвен, Коннектикут
Групповые выставки
2001 Современная графика, Марин Сивик Центр, Сан-Рафаэль, Калифорния
2001 «Проект Седьмое Поколение», передвижная выставка
1989–2001 ТЭИИ / Товарищество «Свободная культура», Санкт-Петербург, Россия
1993 Галерея на Восьмой улице, Беркли, Калифорния 1992 Международная Федерация Художников, Первая ежегодная выставка, Манеж, СПб, Россия
1990 «Все за один мир», СОМА, Сан-Франциско, Калифорния
1990 Галерея 10/10, Ленинград
1987 ТЭИИ, Ленинград
1979 «Графика XX века», Галерея Оллпорт, Ларкспер, Калифорния
1971–74 Гильдия серебряной шахты, Новый Ханаан, Коннектикут
1969–70 Галерея продажи и проката произведений искусства, Чикагский Институт искусства, Иллинойс
Работы в коллекциях Музея нонконформистского искусства, Санкт-Петербург, в частных коллекциях в Канаде, Франции, Греции, России и США.
Публикации
Рядом с Невским проспектом: моя жизнь среди неофициальных ленинградских художников (2000). Издательство ДЕАН.
Сделано в Санкт-Петербурге (1992). Брошюра, изд. С.А., Санкт-Петербург.
Ленинградская выставка (1998). Каталог передвижной выставки русского искусства.
Летняя кухня (1985, изд. Хейек Пресс), Вудсайд, Калифорния. При участии поэтессы Сандры Гильберт.
Статьи и/или стихотворения в «Сан», «Журнал Сан-Франциско», «Колесо вертится» (журнал буддистов, выступающих за мир).
Прямая речь
Из интервью для сборника «Параллелошар», 2007 год.
Как началась твоя творческая жизнь?
С детства. Я рисовала, писала сказки, и все это было очень важно для меня. Я очень рано вышла замуж, у нас было трое детей, и семья полностью занимало все мое время. Но когда мне было 30–32 года, я вновь вернулась к рисованию. Поступила в университет в Чикаго, на отделение изобразительного искусства, и получила диплом. После этого я много рисовала, выставлялась, даже немного преподавала. Затем я развелась с мужем, переехала в Калифорнию и стала счастливой женщиной и свободным художником.
А у тебя были свои мастерские в Америке?
Да, сначала дома, а потом, когда я переехала в Беркли, я нашла себе мастерскую. Это было около 20 лет назад.
Примерно тогда же, когда ты первый раз приехала в Россию? По-моему, это был 1983 год.
Да, примерно в это время. Первый раз я приехала в Россию с делегацией психологов и пацифистов.
Я помню тот странный случай, который нас впоследствии познакомил. Мы стояли недалеко друг от друга и, будучи еще не знакомыми друг с другом, фотографировали один и тот же кадр — групповое фото художников-нонконформистов в ДК им. Кирова. А как ты попала на эту выставку?
Это было во второй мой приезд в Россию. Я тогда уже немножко говорила по-русски. Я познакомилась с Алеком Каном, и он взял меня на выставку. Это было странное зрелище — шумно, тесно, но интересно.Это, кажется, было закрытие выставки, на которое собрались все художники. И я фотографировала их. Была рада, что попала туда.
Наверное, тебя удивило то, что это было совсем не похоже на то, как проходят выставки в Америке.
Да, совсем не похоже. На этой выставке было очень мало пространства, а картин очень много. И все картины были такими разными. Я ведь тогда только знала, что в России есть только соцреализм, но на этой выставке я его не обнаружила.
А как у тебя возникла мысль заняться культурным обменом?
В Калифорнии тогда была маленькая галерея «Rout One», которая организовывала выставку художников из Венгрии. Я была на открытии, и там у меня возникла идея: а почему бы не сделать такую выставку с Россией. Это было в начале 1980-х. Из-за того что я немного знала русский и хотела поехать в Россию, я предложила галерее идею привезти русских художников, и они согласились, сказав, что готовы оказать мне поддержку. Они написали письмо от галереи, и я приехала сюда, позвонила Алеку Кану и объяснила ему цель своего приезда: найти 21 художника и организовать обмен выставками.
А почему именно 21 художник?
Потому что в американской галерее был 21 художник. И мы надеялись, что это будет равноценный обмен по количеству художников. Правда, с американской стороны было много женщин-художниц, в отличие от товарищества.
Это был очень серьезный вопрос. И как тебе удалось уговорить членов галереи принять нас в таком составе?
Мне удалось уговорить членов Товарищества найти женщин-художниц.
Но все равно их много не стало.
Да, по-моему, семь женщин из двадцати одного художника.
Тебе было тяжело этим заниматься тогда? Или свободно и легко? Ты ведь написала об этом целую книгу? Как это происходило?
По-разному. Помню один дождливый вечер, когда мы с тобой шли по лужам искать Марту и Славу Шевеленко. Мне было, конечно, сложно, но очень интересно. Сложно было идти к официальным лицам, многие из которых заинтересовывались проектом, но отказывались помочь по разным причинам.
Скажи, пожалуйста, помнишь, мы ведь с Женей Орловым тебя сразу предупредили, что выставку совместно с Союзом художников будет сделать невозможно. Ты действительно не поверила нам тогда и решила сама в этом убедиться?
Да, не поверила. Я американка и думала, что все возможно. Вы были отчасти правы, но и я тоже была права, потому что в итоге нам удалось это реализовать.
Но мы сделали это без помощи Союза художников, на который ты изначально рассчитывала.
Почему? Без участия Союза тоже не обошлось.
Но только по формальной части. Не один из художников-участников обмена не был членом Союза.
Да, это были только неофициальные художники.
Для ЛОСХа было неприемлемо, чтобы официальные художники выставлялись вместе с неофициальными, которых они вообще не считали за художников. Тогда тебе это было сложно понять.
Да, тогда мне многое было непонятно.
Хорошо, а теперь давай перейдем уже непосредственно к истории нашего центра. Могла бы ты сказать, в чем заключалось твое непосредственное участие в создании арт-центра «Пушкинская-10»?
Сначала, когда в 1989 году художники заняли это здание, Лена Фигурина разрешила мне работать в ее 5-комнатной мастерской на «старой» Пушкинской. Вскоре я узнала, что художникам нужно было оплачивать коммунальные услуги в занимаемых мастерских, но у многих тогда не было этих денег. Тогда я обратилась в Калифорнийский фонд «Тайдс» («Tides Foundation») с просьбой оказать финансовую поддержку русским неофициальным художникам. Они долго думали и наконец согласились оказывать такую помощь в течение двух лет.
Да, это тогда действительно было нам необходимо. Были моменты в истории Пушкинской, когда эти, хоть и не очень большие, деньги спасали нас. Эта финансовая поддержка, которую мы получили благодаря тебе, для нас действительно была очень важна. А скажи, пожалуйста, ты занималась творчеством на Пушкинской во все этапы ее существования – до ремонта и после ремонта?
И во время ремонта тоже.
Да, и во время. Как тебе кажется, в какой период тебе было проще и интересней заниматься творчеством: на «старой» Пушкинской, в атмосфере разрухи, общей неустроенности, или сейчас, когда у нас уже все отремонтировано, тепло и светло, у тебя есть своя мастерская?
Я думаю, что тогда было лучше, чем сейчас. Потому что тогда была необходимость бороться за свои права, за свое творчество, нужно было идти вперед, принимать решения. И это объединяло людей. А сейчас, когда уже всего этого добились, и у всех появились свои теплые и комфортные мастерские, каждый стал сам по себе, появилась отчужденность. Нет такого места, где все бы собирались вместе как раньше и пили кофе.
Но ведь одиночество — это самое лучшее состояние для творчества…
Да, и это тоже верно.
А можешь ты вспомнить какие-либо интересные или смешные случаи, которые происходили с тобой на Пушкинской?
Помню тот случай, который произошел в мастерской у Тыкоцкого. Он получал электричество от соседнего дома, через окно, где у него был друг, протянувший ему провод. Это очень впечатлило меня. Еще помню, как мы ходили на крышу, — это было страшно и очень красиво.
Как тебе кажется, какое культурное значение для города имеет арт-центр «Пушкинская-10»?
Я, к сожалению, мало владею ситуацией в контексте всего города. Я вижу здесь на открытиях большое количество людей, молодежи. Значит, центр вызывает интерес у гостей и жителей города.
Ну, хорошо. Теперь хочу вспомнить твою первую персональную выставку, которую мы делали в выставочном зале «Новый Пассаж» на Литейном. Ты тогда посвятила все свои работы жизни и быту неофициальных художников. Это было для меня удивительно. А почему ты потом перестала рисовать быт русских художников, их портреты?
Дело в том, что, когда я занималась этой темой, я осознавала необходимость своего присутствия в жизни этих людей, чувствовала желание участвовать в их деле, и мне очень хотелось все это выразить через свои работы. Возможно, то, что сейчас я уже не занимаюсь этой темой, связано с тем, что я уже не ощущаю важность и острую необходимость моего присутствия в жизни этих людей.
Но ведь это хорошо! Теперь ты наконец свободна от общественных задач и можешь больше времени уделять творчеству.
Да, но мне очень нравилось выполнять задачи, которые помогали художникам.
Скажи, пожалуйста, а ставишь ли ты для себя определенные задачи в своем творчестве? Или ты просто рисуешь и получаешь от этого удовольствие?
Просто рисую…
Этим ты отличаешься от русских художников, которые сначала думают, а потом рисуют.
Да, наверное. Но я считаю, что лучше не думать. Я импровизирую. Просто начинаю работать и свободно импровизирую. Это как в джазе.
Да, и твоя последняя выставка так и называется — «Импровизация». Ты считаешь, что музыка влияет на твою живопись?
Да, несомненно. Я люблю и много слушаю джаз.
А чего, на твой взгляд, не хватает Пушкинской сегодня? Что бы ты хотела видеть, чего, возможно, не хватает?
Я бы хотела, чтобы здесь выставлялось больше молодых художников. Потому что каждый год я вижу, в основном, выставки художников старшего поколения…
Интервью взял Сергей Ковальский