Люди

Персональные выставки

1978 Соверато, Катэнзаро, Рим

1982 Квартирная выставка, Ленинград

1986 Дирекция областных музеев, Ленинград-первая в СССР выставка живописи «неофициального» художника с 1924 года

1987 Центральный выставочный зал, Ленинград

1988/89 Галерея Kanta Sztuka, Гданьск

1989 Варшава, Гетеборг, Стокгольм, Амстердам

1990 Галерея Henry Pochon, Лион, Париж

1992 Центральный выставочный зал «Манеж», Санкт-Петербург

1992 Галерея «Федор», Сестрорецк

1992 Мастерская Кремерэ, Берлин

1992 Галерея Werdermann Art, Гамбург

1997 Галерея Werdermann Art, Гамбург

2000 Эсберг (Дания)

2001 Русский музей, Санкт-Петербург – живопись, графика, скульптура

2002 Центральный выставочный зал «Манеж», Санкт-Петербург

2002 Галерея «На Обводном», Санкт-Петербург

Участие в групповых выставках

1978 Биеннале в Венеции 1978/1991 Квартирные выставки, Ленинград

1986 Государственный музей Kadrijork, Таллинн

1987 Варшава, Гданьск

1988 Kunsthalle Emden

1988 Амстердам, с группой «Искусство против коммерции»

1988/89 Чикаго, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Сан-Франциско – с группой ТЭИИ

1989 Москва

1989/90 3 выставки в Швеции

1995 Осло

2000 Эсберг

2018 Выставка «Век андеграунда», галерея DiDi

2018 Кураторские торги «Сентябрь» Аукцион, онлайн-площадка AI Аукцион

2018 Выставка «90-е: старая Пушкинская», Большой и Малый залы МНИ

31 октября — 27 декабря 2020 Персональная выставка Боба Кошелохова, Большой зал МНИ, Пушкинская 10

Ежегодное участие в групповых выставках петербургских художников в Ленинграде — Санкт-Петербурге и в городах Европы

Работы находятся в Русском музее (Санкт-Петербург), в Областных музеях Севастополя, Хабаровска, в Государственном музее Нюрнберга, в частных галереях и коллекциях в странах бывшего CCCR, в Германии, Италии, Франции, Швейцарии, Норвегии, Швеции, Финляндии, Дании, Бельгии, Англии, Польше, Чехии, США, Японии, Южной Корее

Участвовал в аукционах в Петербурге, Москве, Варшаве, Чикаго, в городах Бельгии и Германии.

Борис Кошелохов родился в 1942 году в городе Златоуст. В 1962 году переехал в Ленинград. С 1976 года посвятил себя искусству. Работает маслом, пастелью, и с компьютерной графикой. С раннего возраста он интересовался философией, что отразилось на создании его собственной концепции. Его работы находятся в частных коллекциях по всему миру. Мастерская художника находится в арт-центре на Пушкинской-10. Станислава Кириллова и София Будыкина поговорили с художником о его творческом пути, философии и творческом методе. 

***

Борис Николаевич, расскажите немного подробнее о начале Вашего творческого пути.

Мой приятель художник Валерий Клеверов, которому я активно помогал продавать его работы,  посмотрел на мои зарисовки и сказал: «Боб, ты художник!». И я искренне в это поверил и начал заниматься творчеством.

Первая работа которая была создана в 1976 году, я назвал «Концепты». Их было порядка двухсот штук, они были достаточно широкоформатные и выполнены были в технике «реди-мейд». А 2 ноября 1976 года я создал первое произведение  в технике масляной живописи. Сейчас таких работ у меня уже несколько тысяч…

Какой концепции вы придерживаетесь при создании своих работ?

Создание работы состоит из трех этапов. На первом этапе я создаю черно-белые наброски, приступая ко второму этапу я рисую пастельные наброски, где каждый набросок это своего рода идея для некоего спектакля. В каждом спектакле 5 мизансцен и таких спектаклей порядка 1200. Третий этап заключительный, должна получится работа площадью 5000 кв. метров, это может быть стена дома, в экстерьере или интерьере, все равно. За малым кто даст денег, но даже если не дадут, я от тщеславия не умру.

Мне хотелось бы создать художественную среду, где человек мыслит совместно с чувством, т.е. между чувством и мыслью было бы какое-то единство, погруженность в это состояние, поиск трансцедентального и шаг в из здешнего туда. Визуальным рядом я пытаюсь выразить философский подход к поиску «архе», осмысление бытия на уровне визуального ряда.

Какие материалы Вы используете?

В свое время я пришел к тому, что все предметы вокруг меня, выброшенные людьми, могут быть образами, их лишь надо вытащить, как Марсель Дюшан. Так я и начал создавать свои «Концепты». Часто использую пастель, а также компьютерную графику.

Вы основали объединение «Летопись» в 70-е, расскажите подробнее о нем.

Первые работы, которые я назвал «концепты», порядка двухсот штук, я сделал реди-мейд, 2 ноября 1976, я создал первую работу маслом. В то время я рассуждал, что художник – это, своего рода, летописец. Одному летописцем невозможно быть, мне хотелось найти сколько-нибудь единомышленников. Ко мне присоединились несколько человек. Я установил жесткое правило, что когда мы собираемся вместе один раз в неделю, каждый приносит одну свою работу и мы ее обсуждаем, если работы нет, то мы все вместе говорим этому человеку до свидания, до следующего раза. Задача была не в том, чтобы человек пришел просто пообщаться, а чтобы мы все вместе находились в поиске «летописи». Т.е. мы рассматривали все искусство от самых древних наскальных рисунков до современности, каждое произведение рассматривали в определенном ракурсе и со своим субъективным отношением, со своим видением, со свои мировоззрением. Так образовалась группа, мы ее назвали «Летопись». В нее входили Рита Утехина, Кира Степанова, Саша Васильев, Леня Федоров, Лена Фигурина, Тимур Новиков, всего нас было человек 15-20, кто-то приходил, кто-то уходил.

Сейчас объединение существует, вы собираетесь?

Нет, в 1978 году, я уехал в Италию, но через некоторое время вернулся.

Почему решили вернуться?

Потому то мне все равно, в какой клетке быть запертым, в железной или в золотой. Я быстренько умчался назад из золотой клетки, тогда у меня была кличка, дважды еврей Советского Союза, потому что туда уезжали люди уже на совсем.

Вас называют Борис «Боб» Кошелохов, откуда это прозвище?

Небольшая предыстория. Я до 32 лет к искусству не имел никакого отношения. В 1976 году, мой приятель познакомил меня с художником и мне захотелось ему как-нибудь помочь, звали его Валерий Клеверов. Целый год я продавал его работы, с помощью огромного количества знакомых. Однажды Валерий мне сказал «ты художник» и я в это искренне поверил, стал делать свои «концепты», но первое что он мне сказал «я запрещаю тебе работать красками». Я подумал-подумал, две недели походил и понял, что все предметы вокруг меня – это образы и мне надо их, как Марсель Дюшан, вытащить. Не напрямую копируя, а со своим концептом, со своим замыслом. Эти работы я назвал «концепты». Клеверову это понравилось, мы с ним их обсуждали и спорили, но спорили предметно, а не как торговки на базаре. Однажды у меня оказалось 7 банок с краской, за две недели, я расписал несколько «холстов», холсты эти были условные, ими служили стенки от шкафов и т.д. Я ослушался Валерия, нарушил его установку не рисовать краской. Когда он увидел мои живописные работы он сказал, «бросая «концепты» занимайся живописью». Поначалу нам казалось, что работы нужно подписывать, думали какую монограмму выбрать и Валерий от имени Борис придумал монограмму «Бобер», потом «-ер» отпало и получилось «Боб», но через какое-то время я перестал создавать маленькие работы и перестал их подписывать. Первая большая работа 4х2 метра называлась «Руины фресок», потом подошел к другому замыслу – куклы. Куклы – не что иное как люди, это некие символы людей. И я так решил, что «куклы мира шествуют по миру», любую страну возьми, с любым политическим строем, всегда есть у девочек и мальчиков куклы, куклами занимаются не только девочки, но и мальчики, солдатики это тоже куклы в конце концов. Это был мой первый большой концепт. Это работа из восьми частей, высота 5 метров, ширина каждой части 6 метров, т.к. таких больших стен не было, я их сделал на холстах. Эти «куклы» сейчас находятся в Леоне на выставке. 

Вторая большая работа называлась «Святые грешники». Эта работа 120 метров в длину и 3 метра в высоту, состоит из 40 частей. Третий замысел носит название Два Хайвея или Два Большака, что означает путь небесный и путь земной. 

В ваших работах присутствуют искажения формы, их можно условно разделить на темные и мрачные, жутковатые и также у вас есть полотна, где вы используете чистые яркие цвета, носит ли это некий глубинный смысл?

Я на этот предмет не размышляю, когда работаю, я все время в состоянии поиска, вытаскивания образа, если я этот образ «вытащил», то я не думаю о том, чтобы сделать его например академически правильным с точки зрения ремесла, ремесло меня не интересует, нельзя путать божий дар с яичницей.

Вы сказали, что до 32 лет не имели ничего общего с искусством, чем вы занимались до этого?

Я учился в нескольких учебных заведениях от пары дней, до нескольких курсов, бросал. Работал на самых разных предельно простых работах, от диспетчера до грузчика, ямы рыл, траншеи, был строителем. Всегда увлекался философией.

То есть можно сказать, что у Вас больше гуманитарный уклон?

Трудно сказать, я всегда был связан с материальным бытием и так или иначе с техникой, еще раз повторю меня всегда интересовала философия, сначала вербально, а затем и визуально, я понял, что вербально я не смогу объяснить, то, что я могу выразить визуальным рядом.

Ваши работы находятся в различных коллекциях по всему миру, как так получилось?

Мне трудно ответить, как это происходит, я не стремлюсь быть сам себе арт-дилером или еще кем-то. Мне не интересно ходить на вернисажи, мне они ничего не дают т.к. все что я там вижу я уже давным-давно сделал.

 Ваши работы имеют коммерческий успех?

Нет мои работы практически не покупаются, я не коммерческий художник. Многие мои работы пропали, т.к. у меня не было долгое время свое мастерской до Пушкинской-10. Писал где придется — на лестничных пролетах, чердаках, подвалах, на работе. Я всегда искал себе такую работу, которая позволяла мне иметь свободное время, или где можно было писать картины или рубить скульптуры из дерева. Если работы покупаются – хорошо, если нет —  я не огорчаюсь, это мой путь. Я не слежу за своими работами, которые выставляются, если приходят галеристы, я их отправляю к своему доверенному лицу и уже он с ними общается.

Расскажите о наиболее масштабных проектах, созданных Вами.

Один из самых первых концептов – «Куклы мира шествуют по миру». В свое время я пришел к тому, что куклы – это те же люди. В любой стране с любым политическим строем у мальчиков и у девочек есть куклы. Это была работа из восьми частей высотой 5 м и шириной 6 метров на холсте. Второй замысел был назван мной  – «Святые грешники».  Высота – 120 м в длину и 3 в высоту. Состоит она из 40 частей. Третий мой концепт получил название «Two Highways». Подразумевается под этим «Путь небесный» и «Путь земной».Он состоит из трех шагов, сначала идут черно-белые наброски, потом пастельная живопись. Третьим шагом является огромная стена площадью 5 тыс. кв. м. 

Именно над этой стеной Вы и работаете на данный момент?

Да. Я даже примерно не могу сказать из каких материалов будет выполнен проект: металл, дерево, пастель или же масляные краски… Я еще в поиске. Проект очень затратный и требует больших вложений. Вот это именно то, чем я занимаюсь сейчас.

2018 год. 

Из интервью для сборника «От Ленинграда к Санкт-Петербургу. ТЭИИ».

Помнишь ли ты, кто тебя пригласил участвовать в огромной квартирной выставке «на Бронницкой»?

По моему, ты меня и пригласил. Зашел с кем то, сказал, что будет квартирная выставка на Бронницкой», и спросил, не желаю ли я поучаствовать. Я сказал: с удовольствием.

А с кем я был?

То ли с Митавским, то ли с дамой какой то. Скорее всего, с секретарем, потому что вы еще мне показывали список тех, кого вы предполагаете пригласить. Список был большущий. Читать я его не стал, но согласился.

Как ты считаешь теперь, спустя много лет, насколько нам, «неофициальным» художникам, было необходимо объединяться в какую то организацию?

Мне кажется, в то время возникла ситуация, когда легче было противопоставить себя официальному искусству: и с этой точки зрения нам необходимо было объединиться, по аналогии с литераторами… Так легче было выжить, заявить о себе.

В газаневщине ты не принимал участия, но про ТЭВ знаешь. Скажи, пожалуйста, считаешь ли ты, что работа ТЭИИ была продолжением ТЭВа?

Да, у меня никогда не возникало сомнений в этом. Все мы писали картинки, и нам нужно было о себе заявить. Те ребята тоже собирались, чтобы заявить о себе, а потом они просто передали нам эстафету.

А какими датами ты определяешь годы существования ТЭИИ?

Для меня отсчет пошел с 1982 года, с белых ночей. После «Бронницкой» можно было уже начинать говорить об организации.

А когда работа ТЭИИ закончилась?

А я думаю, что ТЭИИ до сих пор продолжается. Мы до сих пор представляем костяк, эстафета — в наших руках, и при необходимости нам даже некому и передать.

Мы сделали много выставок разного рода. Какие из них запомнились тебе больше всего?

В то время все выставки ТЭИИ были важны.

А помнишь ли ты какие нибудь интересные, смешные случаи, которые произошли с тобой или кем-то из ТЭИИ во время нашей деятельности?

Помню, как после определенного этапа работ, в 1983 или 1984 году, я налысо сбрил всю растительность… Помню «Ноль объект» Тимура, который был создан в пику ТЭИИ. Портрет твой, который Сережа Бугаев нарисовал в квадрате на выставке во Дворце молодежи. Ты тогда так круто рассвирепел. Это шпилька была, конечно, тогда, но сейчас смешно.

А тогда вот такой вопрос, провокационный. И я, и еще один человек вспомнили, как мы тебя часа в два ночи отловили на Кировском проспекте, ты шел переделывать экспозицию в ЛДМ, когда мы, уже отработавшие, возвращались обратно.

Да это была замечательная легенда, которую я тут же и сочинил! Я искал тогда материал для подрамников: разную выкинутую мебель.

Как ты считаешь, имела ли деятельность ТЭИИ влияние на общекультурную ситуацию Ленинграда?

Я бы сказал, что не только Ленинграда, но и всего СССР до его развала. И до сих пор это значимое явление в пределах и Ленинграда, и России.

Если ты помнишь, мы долго бились с уставом ТЭИИ, в него были заложены не только творческие, но и социальные задачи: право называться художниками, иметь мастерские. Как ты считаешь, ТЭИИ добилось своих целей?

В сухом остатке, да. В конце концов мы ведь признаны.

А как ты считаешь, является ли сегодняшнее, признанное Товарищество «Свободная культура» продолжением ТЭИИ?

Мы с тобой где-то в преамбуле еще говорили о том, что все до сих пор продолжается. ТЭВ, ТЭИИ, «Свободная культура» — это некая целостность, тут даже точек разрыва восстановить нельзя.

Интервью взял Сергей Ковальский

Из интервью для сборника «Параллелошар», 2007 год.

Боб, расскажи, пожалуйста, как начиналась твоя творческая жизнь?
До живописи я сделал около двухсот концептов. Заниматься искусством изобразительным я стал случайно. До 32 лет я занимался всякой чушью: был электриком, грузчиком, санитаром, художником по свету… Работа не интересная для меня.

Ну, художник по свету — это уже творческая работа. В театре?
Была такая контора «Ленконцерт», ну какая там творческая работа? Я там работал с 1973-го года, и к тому моменту еще не попал в среду ленинградского андеграунда. Вообще я далеко не сразу связался с этой средой. В Петербург я приехал в 1962-м году. Поступал в мединститут — со второго раза. Это было мое идиотское материалистическое сознание — глубочайшее заблуждение, что если я буду знать человека физически, то буду знать и то, как он думает. Проучился я в мединституте два курса. Там был организован подпольный кружок по изучению философии экзистенциализма. Нас было пять человек: один немец из восточного Берлина, кстати, его все-таки посадили по возвращении, после отчисления из института; про судьбу троих других ничего не знаю. После вынужденной досрочной сдачи сессии мы как-то все разбежались. Досрочной ее нам сделали специально, чтобы помочь избежать лагерной судьбы.
После этого я устроился в институт прикладной химии (ГИПХ) работать электриком. Дошел там до энергодиспетчера — довольно высокая должность по тем временам. Жилья не было, жил в гостинице, снимал комнату за городом. Но после работы проводил время в городе. К искусству никакого отношения тогда не имел. Ну, разве что философия содержит какие-то аспекты искусства. Занимался экзистенциализмом и тогда, и сейчас.
После ГИПХа поступил в педиатрический институт, проучился там пятнадцать минут и на этом
завершил свои попытки с официальным образованием. Устроился в театр реставратором по свету, а уже после театра перешел в «Ленконцерт». Примерно в то же время уезжал два раза в экспедиции по полгода.
Два основных посещаемых мною места тогда в Ленинграде — это «Сайгон» и Публичка («Сайгон» с 1965-го, Публичка — с 1962-го). Как-то, после очередной моей экспедиции, в «Сайгон» приходит очень интересный человек и буквально кричит: «Хочу разговаривать с философом!» — и ему указали пальцем на меня. Мы с ним сошлись и трое суток разговаривали, подружились. Он мне рассказал, что есть у него друг, художник, и что, якобы, мы с ним никогда не сойдемся во взглядах. Через какоето время он меня знакомит со своим другом — художником Валерием Клеверовым (Клевером). Мне захотелось ему помочь, и я организовал такую галерею в его квартире: сделал «квартирную» выставку, развесил все его работы по комнате в 27 метров. Работы он свои тогда писал, устраиваясь на предприятия оформителем «ленинского уголка», чтобы писать всякую чушь там… типа «Слава КПСС», а на самом деле писал свои картины. Я же стал заниматься продажей его работ.

А где ты брал людей, желающих купить работы Клевера?

А где угодно: в «Сайгоне», в трамвае, через «сарафанное радио». За счет продаж работ поменяли ему комнату в коммуналке на квартиру. Комиссионных я у него не брал, хотя уже в то время было распространено брать за продажу 25 процентов от прибыли. Клеверу же, видимо, было неудобно, что я не беру комиссионных, и однажды он сказал: «Боб, ты художник», а я и поверил. Потому что я ему доверял. Тогда для меня художник — это что-то святое было, а я в Клевере видел настоящего художника.
Но он мне почему-то запретил работать красками. Дня три я думал и понял: все, что меня окружает, все вещи вокруг — это и есть краски. Многие выкидывают вещи на помойку, а в них ведь очень много жизни, и этот образ надо из них вытащить. Я понял, что из этого я могу делать концепты, это вполне изобразительный материал. Тогда я и сделал около 200 концептов и называл их, например, «Моя первая школьная учительница», «Икона технократа», «Ящик для дураков — телевизор», «Государство и протест», «Живая пыль», «Царь Дилонис», «Zoo технократия» и т. п.
А потом мне Вовочка подсунул банки хозяйственной эскизной краски. Он выкинул все из комнаты, и я ему сверху донизу написал на так называемых холстах, так как это были не холсты, а обивки диванов, то есть все то, что люди выбрасывают. Пришел Клевер, увидел мои работы и, прижав меня в угол, сказал бросать концепты. В целом, я могу сказать, что Клевер и есть мой учитель в искусстве. В это время начинают проходить выставки в ДК им. Газа, в ДК «Невский».

Ты же не участвовал в этих выставках?

В «газаневских» — нет, в «квартирных» только. Первая моя выставка прошла в конце мая 1974-го года. После того как сгорела мастерская Жени Рухина. Мы вышли к Петропавловке и устроили выставку-протест.

А где ты делал свои работы-концепты?

А где угодно: на лестничной площадке, на чердаках, в подвалах — мастерской у меня тогда не было. Более того, до 50 лет у меня и никакого жилья не было.

А где ты хранил работы?

Нигде. Где рисовал, там и оставались. Люди забирали. Сколько я их нарисовал, не знаю. Может, хвастливо прозвучит, но, думаю, несколько тысяч, не меньше. И где они сейчас находятся, не знаю. У меня осталась самая малость.

Значит, первая твоя мастерская появилась здесь, на «Пушкинской»?

Я больше 20 лет прожил на углу Невского и Владимирского проспектов, в комнатке 16 метров, у гражданской жены Женечки. Вся эта комната была заставлена моими картинами. Можно сказать, что там и была моя первая мастерская.
О «Пушкинской-10» я впервые узнал от Игоря Орлова. Он мне сказал, что организуется сквот художников и что есть мастерская. В конце концов мне дали квартиру No54 в другой части дома (то есть не в той, где сейчас находимся). Поначалу я просто туда приходил, работал, а потом, уже в 1989-м, переехал окончательно. До сквота на «Пушкинской» меня Олег Маслов пригласил в «НЧ/ВЧ». С ними я попал в сквот на Каляева, 31. Там я и осуществил свой первый большой живописный проект «Куклы мира шествуют по миру» (23 метра в длину и 5–6 метров в высоту). Потом я уехал в Голландию, а когда приехал, уже не вернулся в сквот на Каляева.
Когда же у меня появилась большая мастерская на «Пушкинской», я решил, что пора делать большие работы. Возникла идея создания второго большого проекта — «Heilige Sunder» (120 метров в длину и в высоту потолка). Я показывал этот проект параллельно с выставкой Игоря Орлова в ЦВЗ «Манеж» в 1992 году. А первая моя персональная выставка в Ленинграде — причем, это была первая официально разрешенная выставка художников-нонконформистов с 1924 года — состоялась на Литейном проспекте в Дирекции областных музеев в 1986 году.
Также у меня были персональные выставки в Италии, я был участником Венецианской биеннале 1978 года.

Какое участие ты принимал в создании Артцентра?

Я был и остаюсь членом правления, активно участвовал во всех мероприятиях, боролся за «Пушкинскую-10» вместе со всеми. После 1998-го я переехал в нынешнюю мастерскую.

Ты художник, заставший весь период существования «Пушкинской-10». Скажи, пожалуйста, ты ощутил на себе этот переход от старой «Пушкинской» к новой?

Относительно самого себя не ощутил, а со стороны смотрю — резко отличается.

А как художнику где тебе интересней работалось: на старой или на новой «Пушкинской»?

Да это на самом деле не имеет никакого значения — хоть на чердаке, хоть в подвале. В любом пространстве есть возможность вытащить образ из ассоциативного ряда, донести до зрителя и быть художником.

То есть для тебя имеет значение зрительское восприятие твоих работ?

Это дидактический вопрос, поэтому я отвечу, что не имеет. Кто такой зритель, кто такой художник? Я не знаю. Когда творишь, просто погружаешься в эту стихию, а все остальное где-то там далеко, не имеет значения.

А для тебя существуют такие категории, как актуальное/неактуальное искусство?

Я не знаю, что это такое.

Состоишь ли ты в каких-то еще союзах художников помимо «СК»?

Нет. Они меня не трогают, и я их не трогаю — это самое благодарное сосуществование. А состоять где-нибудь… Художник всегда один — это моя точка зрения.

То есть для тебя не существует разницы между деятельностью СХ, IFA, «Свободной культуры»? Ты их вообще-то различаешь?

Как идеологию — различаю. У художника или у группы художников есть продукт, сухо скажу, есть картинка — смотрите!

Ты говоришь, что художник всегда один. Тогда почему возникла необходимость создания группы «Летопись». То есть был такой момент, когда ты почувствовал, что художникам нужно объединяться в группы?

Художник — тот же самый летописец, исходя из концепции экзистенциализма или неоэкспрессионизма, то есть здесь и сейчас. Художник — летописец, но в отличие от записывающего факты, художник имеет другие материалы. Фактологию эту так или иначе надо передать изобразительными средствами. В состоянии я это сделать один? Нет. Нужно стать участником продвижения, процесса, суметь выхватить кусок времени из континуума. Жесточайший отбор. Смогу ли я это сделать один? Нет. Каждый видит в своем аспекте. Когда мы все вместе приносим по работе, мы выражаем фактор времени. Так и появился замысел «Летописи».

Сколько просуществовала группа «Летопись»?

С 1976 по 1978 год. В 1976-м уехал мой учитель, и для меня это стало трагедией. Тогда и возникла идея создания «Летописи». А в 1978-м я уехал в Италию.

Расскажи, пожалуйста, над чем ты работаешь сегодня?

У меня совершенно «идиотский» замысел: сделать работу в пять тысяч квадратных метров. В интерьере или экстерьере — все равно, неважно, где будет реализован этот проект. Он называется «Two Highways», как перевела Екатерина Андреева, «Два большака». Символизирует это два пути: путь земной и путь небесный. Словно пролетаешь по магистрали на огромной скорости, и все проносится мимо. Я назвал этот проект по-американски, потому что Highway — изначально американская реалия, и поэтому по-американски звучит точнее, чем на русском, ближе к моему замыслу. Так же и «Heilige Sunder» намного точнее на немецком, нежели на русском. Немецкий более «прямой» язык, без нагруженности, пластичности.
Как и любой свой относительно большой проект, этот я делаю поэтапно, в три этапа: начинаю с первого шага, затем перехожу ко второму и так далее. Первый этап — это поиск идей и их фиксация: я делаю огромное количество маленьких набросков. Второй шаг — трансформация: к каждому наброску я делаю по пять пастелей. То есть проект постоянно находится в процессе создания и трансформации: появляются новые материалы с новыми физическими свойствами, меняются обстоятельства, я подчиняюсь им и подчиняю — все надо учитывать. И третий этап — конечный, реализация проекта.
На данном этапе к проекту «Two Highways» создана серия компьютерных эскизов, то есть в основе своей он у меня готов. Дали бы средств, рабочих и поверхность — и все это станет реальностью. Кроме того, у меня сейчас сделаны 6 тысяч пастелей формата А3. И ни один компьютерный эскиз не дублируется в пастели. Самое главное для меня — вытащить образ из ассоциативного ряда и донести мысль до зрителя; совершенно неважно, чем, какими материалами и средствами это сделано.

Интервью взяла А. Пушина

Сентябрь 2018 г. — кураторские торги «Сентябрь». Аукцион. Онлайн-площадка AL Аукцион.

Июль 2018 г. — выставка «Век андеграунда». Галерея DiDi.

Июнь — июль 2018 г. — выставка «90-е: Старая Пушкинская». Музей Нонконформистского искусства. Малый зал.