Живописец, график, педагог
1947 - 15.08.2022
Живописец, график, педагог
1947 - 15.08.2022

Биография

Родился в 1947 году в Хакасии, в 1953 году вместе с семьей переехал в город Ачинск Красноярского края, где и прошло детство художника.  Там же начали проявляться таланты будущего художника. Он посещал изостудию, после чего было принято решение поступать в Красноярское художественное училище.

Отслужив 3 года в армии после окончания училища, в 1971 году Александр отправился покорять Ленинград, где поступил в институт им. Репина. Его вдохновляли произведения в Русском Музее и Эрмитаже, пейзажи Ленинграда…

В 80-х годах принимает активное участие в выставках неофициального творческого объединения Товарищества Экспериментального Изобразительного Искусства.

90-е годы связали Александра с арт-центром «Пушкинская-10» — он стал членом Товарищества «Свободная культура» и по сей день работает в своей мастерской на Пушкинской.

С 1990 года — член Санкт-Петербургского отделения Союза художников России. Член Международной федерации художников ЮНЕСКО. Успешно совмещает активную творческую деятельность с педагогической. Работы хранятся в государственных фондах Русского музея, Музея истории города Санкт-Петербурга, Министерства культуры Эстонии и Карелии, музея-заповедника г. Валаам, Музее Нортона Доджа (США) и в ряде частных коллекций России (Санкт-Петебург, Москва), Германии и США.

Список выставок

1980-1990 гг. Участник выставок ленинградского андеграунда в ДК Газа, во Дворце молодежи и др. Участник выставок в Риге и Таллине

1990 г. Участник фестиваля русского искусства, Сан-Диего, США

1990 г. Выставки в Германии: Гамбург, Бонн; Франции: Париж

1999 г. Персональная выставка, музей Н.А. Некрасова, Санкт-Петербург, Россия

2002 г. Выставка современной русской живописи, США, Ричмонд

2003 г. Участие в юбилейной выставке «Традиции и современность» Союза художников Петербурга, Центральный выставочный зал «Манеж», Санкт-Петербург, Россия

2003 г. «Авангард на Неве», Государственная Третьяковская Галерея, Москва, Россия

2004 г. Фестиваль независимого искусства «Из падения в полет», Центральный выставочный зал «Манеж», Санкт-Петербург, Россия

2004-2006 гг. Биеннале графики, Центральный выставочный зал «Манеж», Санкт-Петербург, Россия

2005-2007 гг. участие в выставках «Весь Петербург», Центральный выставочный зал «Манеж»; «Осенний салон» выставочный зал Творческого союза художников, Санкт-Петербург, Россия

2006 г. «Пространство свободы», Ричмонд, США

2007 г.  выставка «Метаморфозы». выставочный зал Творческого союза Художников (IFA),  Санкт-Петербург, Россия

2007 г. выставка-презентация альбома «Петербургское Искусство ХХ века» из коллекции выставочного зала «Манеж», Санкт-Петербург, Россия

2008 г. Межрегиональная Академическая выставка Творческого союза художников «Петербургские встречи», Санкт-Петербург, Россия

2008 г. Участие в выставке живописи стран Востока, Измир, Турция

2008 г. Персональная выставка «Два взгляда на колорит», Выставочный зал Творческого союза художников, Санкт-Петербург, Россия

2008 г. Выставка в галерее «Красный Мост», Волгоград, Россия

2008 г. Выставка в галерее «Fortak», Берлин, Германия

2008 г. Выставка-презентация альбома «Arrtdex»- «Художник года», Музей связи,  Санкт-Петербург, Россия

2009 г. Выставка «Святыни Древней Руси в современной живописи Санкт-Петербурга», Государственный музей истории Санкт-Петербурга

2009 г. Выставка-проект«Шаг Поколений», галерея «Красный Мост», Волгоград, Россия

2009 г. участие во II международном фестивале независимого искусства  «Уровень Моря», арт-центр  «Пушкинская-10», ЦВЗ  «Манеж», Санкт-Петербург, Россия

20010-2011 гг. участие в общегородских выставках Санкт-Петербургского Творческого Союза Художников (IFA), в выставке «День в музее», Санкт-Петербург, Россия

20012-2013 гг.  участие в выставке Санкт-Петербургского Музея истории города  «Ленинградская коллекция» в особняке Румянцева, Санкт-Петербург, Россия

20013-2014 гг. участие в выставке  «Территория Свободы», арт-центр  «Пушкинская-10, Государственный Русский Музей, Санкт-Петербург, Россия

20013-2014 гг. участие в выставке  «Круг — колесо времени», арт-центр  «Пушкинская-10, Санкт-Петербург, Россия

20015-2016 гг. проект Дины Рубиной  «Окна», Шереметьевский Дворец, Санкт-Петербург, Россия

20015-2016 гг. рождественская выставка Санкт-Петербургского Творческого Союза Художников (IFA)

2017-2018  гг. «Летние практики» в Творческом союзе художников России. Невский 60

2017-2018 гг. «Работа года». Невский 60

2017-2018 гг. Банк ВТБ-24. Большой п.кт В.о. 10.

2017-2018 гг. Резиденция Патриарха России Кирила. Остров Валаам. Июнь 2017 г.

2020 г. Персональная выставка-проект «Зеркала и зазеркалье», МИСП, канал Грибоедова, 103

2020 г. Участие в ярмарке-проекте «Понаехали»

 

Собрания

Живописные полотна находятся в частных коллекциях Санкт-Петербурга и Москвы, США, в Государственных фондах музея истории города Санкт-Петербурга, музея-заповедника города. Валаам, исторического музея г.Омска. Живописные полотна находятся в ряде солидных частных коллекций С.-Петербурга и Москвы, США.

Прямая речь

Интервью для сборника «ТЭИИ. От Ленинграда к Санкт-Петербургу», 2007 год.

Помнишь ли ты, кто пригласил тебя участвовать в квартирной выставке «на Бронницкой»?

Смутно. Гарик Юхвец… Афоничев?

Думаешь ли ты сейчас, что нам, «неофициальным» художникам, было необходимо объединиться в ТЭИИ?

Думаю, объединиться — да. Но с названием до сих пор не согласен. Глупо как то: «экспериментального», «изобразительного»

Считаешь ли ты, что ТЭИИ было продолжением ТЭВа?

Тут я уже совсем не знаю.

Какими датами Ты определяешь годы существования ТЭИИ?

Я думаю, где то от 1980 х до 1990 х годов.

Какие выставки ТЭИИ запомнились тебе больше всего. И почему?

Очень трепетные были выставки в ДК им. Кирова. И конечно, «на Бронницкой». Там было очень большое духовное и душевное единение людей. 6. Помнишь ли какие нибудь интересные случаи за время деятельности ТЭИИ?

При открытии одной из выставок в ДК им. Кирова чиновник (Вера Анатольевна Дементьева) забыла самую главную бумагу — документ, разрешающий эту выставку. И я был делегирован с Верой Анатольевной в главное управление культуры привезти эту самую бумагу. Поездка была осуществлена на троллейбусе №10, туда и обратно. Это было мучительно, но незабываемо.

Имела ли деятельность ТЭИИ значение в культурной жизни Ленинграда — Санкт Петербурга и какое?

Конечно, имела. Как бы сказать, творцу — творческому, творящему человеку, который уже терял сознание, дали понюхать нашатырь. Я так думаю.

Добилось ли ТЭИИ своих целей?

Трудно однозначно ответить.

Является ли Товарищество «Свободная культура» продолжением работы ТЭИИ?

Ну, тут хитросплетение. «Свободная культура» и ТЭИИ — это просто названия, люди изменились, время изменилось. Однако я думаю, что является.

Интервью взял Сергей Ковальский.

 

Интервью для сборника «Параллелошар», 2007 год.

Саша, расскажи, пожалуйста, как начиналась твоя творческая жизнь?

Еще у себя на родине в детские годы я в изостудию ходил, почти окончил Красноярское художественное училище… Потом вольнодумство пошло, надоело все, я уже начал куролесить. Потом армия. Три года в армии, в подводном флоте. Владивосток, Камчатка.

В тот период творческая деятельность продолжалась?

Нет, тогда это были детские, юношеские увлечения. Серьезное осознание появилось где-то в 1970-е, я уже был в Ленинграде. Здесь героические попытки делал, два года на «подготовишке», потом окончил четырехгодичное заочное отделение при Академии. Они до сих пор существуют. Живопись не дают, но там очень хороший рисунок дают, академический. А когда в армии служил, заочно учился три года в Университете им. Крупской (сейчас его уже нет), работы отсылал преподавателям. Но так и не закончил. В 1971-м году, как Ковальский говорит, приехал я с фанерным чемоданчиком на Московский вокзал из Красноярского края, города Ачинска. Было мне примерно 22–23 года.

Чего ты ожидал? Как тебя встретил город?

Ожидал… Если без иронии говорить, конечно, я ехал мечту свою воплотить. Я не один ехал, у меня до сих пор живет здесь друг, земляк. Друг, с которым у нас была эта идея там еще. Он был помешан на классической музыке, это Валерий Шаповалов. Так в этом городе Ачинске, в дальних снегах, долгими, зимними, вьюжными, холодными вечерами… он ставил Бетховена, мы слушали «Лунную сонату»… Примерно так было. Часто перелистывали художественные альбомы о Ленинграде, эрмитажный альбом где-то доставали. Смотрели эти картины, интерьеры, проспекты, архитектуру… так постепенно родилась эта идея. Тогда была юность безоглядная, нам ничего не было страшно, ничего мы не боялись, потому что мы ничего и не знали. Однажды взяли билеты на поезд, который тогда был прямой и шел из Владивостока через всю страну, через Москву — и в Питер. Четверо суток тряслись в этом поезде, а вышли на Московском вокзале со своими чемоданчиками. Как сейчас помню, аптека была на углу Лиговского и Невского. Вот здесь встали, и куда же нам идти? А идти хоть на все четыре стороны. Мы ехали никуда, у нас ни родственников, ни знакомых здесь не было. Стоя на углу Невского, у бабульки спрашиваю: «Скажите, а где здесь Невский?» Она так посмотрела, как на придурка… Первые две ночи провели у одного дальнего знакомого, втроем на одном диване в коммуналке. А дальше… Дальше было романтическое безоглядное бегство. Этот дальний знакомый, совершенно не ожидающий нашего неожиданного появления, вызвонил своего приятеля, который сдавал комнату в Московском районе. Там прожили полтора месяца. Мы с удовольствием по полтора часа оттуда ехали в троллейбусе до самой Петропавловки через весь город. Это был кайф. Шли на бесплатные лекции в университет на исторический факультет. Зачем мы туда шли? Потом мы лезли в Эрмитаж, по полдня ходили… Через некоторое время пошел в жилконтору за жильем. Вот этот знаменитый Перцов дом — это все. Я вокруг этого Перцова дома уже 30 лет, у меня мастерские были во всех частях города, но судьба все время возвращала. В самом Перцовом доме я жил лет семь или восемь, рядом был дом, где мы с Ковальским познакомились. Там на чердачке мы пять лет просидели.

А где была твоя первая мастерская?

Вот эта лимитная комнатка и была, я в ней жил и работал. Семьи еще не было. А потом уже начались первые знакомства, я уже стал понимать, какой это город, какие правила, почему так нужно, так нельзя. Я первый год, так как я провинциал, в кепочке ходил и удивлялся, почему даже зимой здесь ходят все без кепочки. Тогда у меня появилась первая подружка, местная девушка, она, очень стесняясь, пыталась мне сказать: «Ну что ты? Кепку-то сними».

А на «Пушкинской-10» как ты оказался?

На «Пушкинской»… А вот там, где главный вход, где сейчас Миша комендант сидит, напротив раньше стоял электронный распределительный щит, а я работал электриком; однажды там чуть не выжег глаза. С Сергеем Ковальским мы познакомились еще в первые годы, когда я только приехал в Ленинград, в 1970-е. Постепенно стал нарастать круг знакомых, всяких, из разных областей. На этом чердачке, где мы пять лет просидели, каких только случаев не было, кто к нам в гости только не заходил! Возвращаюсь к вопросу о творчестве. На этом чердачке и газаневская выставка произошла. Потом, уже к 1980 году, какое-то было предчувствие выставок во Дворце молодежи, какое-то «комкование» начиналось, какие-то творческие работы начал писать, что-то для себя открывать, ощущать: вот была плоскость, и вдруг там что-то появилось. Другие начали приходить, что-то обсуждать. Появилось ощущение, что ты можешь что-то делать, а главное, что это нравится. А на «Пушкинской10» были очень смешные, стремные годы, тяжелые годы. До 1990-х годов — это брежневщина, андроповщина, какие-то слухи, кто-то уехал, кого-то арестовали. Эта тягомотина. Я тогда преподавал в ДК «Крала-Мракса» (ДК им. К. Маркса) в изостудии пять лет, это давало и трудоустройство и какие-то смешные деньги. В те годы я очень много занимался городским пейзажем (гуашь, пастель).

Но не парадный Питер, а подворотни. Меня тогда спасло то, что мы заключили договор с Музеем истории города, и я сделал около сорока листов вот этих старых питерских дворов, Петроградская сторона, Васильевский остров. Почти все подворотни исходил. Теперь у них в фонде хранятся эти работы. В те годы часто ездил на Валаам, там купили девять листов графики. Давал частные уроки живописи. Вот так и выживал. А потом вдруг началась перестройка. Я тогда метался без мастерских: в одну влезешь — выгонят, там договоришься — опять лопнуло. И вот Сергей меня снял с Васильевского острова, мы там сидели в подвале. Он мне и сказал: «Что ты сидишь? Пошли на Пушкинскую, там уже организовалось многое».

Это 1989 год?

Да. В буквальном смысле выбирали любую квартиру под мастерскую. Такая началась эйфория! Тогда бум начался перестроечный, иностранцы все обратили свое внимание к русскому искусству, начали покупать все, выгребать. У меня в мастерской выгребли все картины, я уже с антресоли доставал. «Все давай, все пойдет». Все шло, и мы все ездили по заграницам, все были гении при жизни. И мы-то думали, что до конца дней теперь так… Но ошиблись. Потом кончилось все. В 1992–1993-м. И что делать? Совсем был провал…

Ты можешь как-то оценить свое участие в создании арт-центра?

Я в этом смысле инертный человек, вопросы администрирования как-то не люблю решать. Но у нас были собрания, планировали выставки, я принимал участие, даже какие-то смешные казусы происходили.

А где тебе больше нравилось работать: на старой «Пушкинской», до ремонта, или после, на новой?

Как ни странно, на старой «Пушкинской» работалось интереснее.

Легче?

Интереснее. Там тяжело работалось: воды не было, света не было, холодно, но работалось там интереснее. Сейчас иногда прихожу, совершенно комфортная мастерская и как-то… Некоторые люди, которые работали на старой «Пушкинской», а перед ремонтам кто по каким причинам ушел, все говорят, что аура тяжеловата сейчас в новой «Пушкинской»; не знаю, может, это придумано. С Володей Овчинниковым разговаривали, так и он говорит, что на даче работается лучше, комфортнее, чем здесь… И мне тоже. Может, потому что возраст, однообразие… Творчество требует разнообразия. Монотонность, комфорт убивают… Завтра, например, я еду в Приветинское. Требуется перемена обстановки, впечатлений.

Тогда было холодно…

Холодно, такой кайф! Как мы воровали электричество! Мы же провода протягивали в соседний дом, с электриками, которые нам резали эти провода, воевали до мордобоя. Тыкотскому они за 150 долларов в месяц разрешали проводок оставить. Это ж вообще — роман писать надо, что там было.

Помнишь какие-то интересные случаи, которые происходили здесь с тобой?

Да… Помню забавный случай на том чердачке, Лиговский, 44, рядом с Перцовым домом, где сейчас котлован, раньше там был прилепленный трехэтажный «флигелечек». Так вот Сергей, я и Митавский… Нет, сначала надо сказать, что это был за чердачок. Два метра в высоту, и если человек высокий, то он упирался в потолок. Там все такое маленькое, видимо, помещение для дворников. Оно было бесхозное, и мы его заняли, честно говоря, без всяких документов. К нам почему любили ходить? Это была такая экзотика! Нужно было подняться по черной лестнице и идти через чердак. А там лампочки висели, сушилось белье… И так к нам шли гости. С нами тогда дружил Илья Резник, тогда Алла Пугачева только расцветала, они все дружили. Илья Резник — это такой классический еврей, красивый, очень фактурный. Он тогда у меня и Бориса Митавского картины купил в подарок. Очень любил приходить к нам с девушками, эффектными, красивыми. Девушки были в восторге от этой плесени, висящей с потолка паутины… Так вот, идешь к нам, дверь открываешь — и маленький коридорчик, направо — моя комната, дальше по коридору — Митавского, в тупичке, а слева был, извиняюсь, сортирчик, такой маленький. И случай: Митавский пригласил к себе гостя, Илью Резника, в первой половине дня. Звонок в дверь. Я в это время в туалетике, извините, нахожусь. Дверь Митавского прямо. Входит Илья Резник, а впереди девушка, красивая, вся духами полыхает. Открывает Митавский дверь, выходит в халате (он в нем обычно работал). А я-то не знал, открываю в это время дверь из туалетика и выхожу в семейных трусах в эту всю группу. Немая сцена. Митавский так сконфузился… Как потом на меня кричал: «Ну что ты, что ты все испортил!»

Как ты оцениваешь культурную значимость «П-10» для города и для страны в целом?

Во-первых, это явление уже очевидное, и чиновники крупные не задают вопрос: «Кто это, что это?» Родилось вот это нечто. Хотя для России, может быть, родилось, но в Европе и в других странах давно существует.

В 1990-е создание арт-центра было чем-то новым, смелым, рискованным?

Конечно, авантюрным даже. Это было знаком протеста, революционным жестом. Вокруг много чего комковалось, иногородние бывали часто и жили здесь. Шелухи было много. Случайных достаточно было, но время постепенно отсеяло, как сито. Кто-то в другой род деятельности окунулся, кто-то на службу пошел, кто чем стал заниматься. Сначала все смотрелось как карнавал, веселая жизнь, и казалось, что не очень все серьезно. А так как не привыкли, что такое может, все веселились, жили, но думали, что так долго не протянем, нас все равно прижмут. И был такой период, что нас уже совсем запрессовали: ни света, ни тепла… Но помогли такие чиновники, как Анатолий Собчак, Егор Гайдар, американцы, другие люди, которые за нас в больших инстанциях говорили. Если бы не трепыхались, вряд ли бы существовал арт-центр.

Что ты в тот период чувствовал, что думал, какие у тебя воспоминания о том времени, какое участие ты во всем этом принимал?

Я был очень увлечен творчеством, просто безоглядно работал — выставки, удовольствие. Честно хочу сказать, что активных физических усилий по организационной части мало прилагал, но, конечно, и в поездках участвовал, и в собраниях.

А как семья в тот период относилась к происходящему, поддерживала?

Мне было хорошо, и им хорошо. Но в общем, конечно, было очень не просто. У меня же здесь родственников не было, только они и друзья-знакомые, которых уже было много к тому времени.

На сегодняшний день что такое «Пушкинская-10»?

Сегодня это все правда, все серьезно, солидно. У нас здесь много художников, которые представлены на самых высоких уровнях и награждены различными медалями. Володя Овчинников, Лена Фигурина, Роланд Шаламберидзе, много художников.

Это должно быть в нашем городе?

Это должно быть. То, что на «Пушкинской», это великолепно. И то, что это центр города. Немножко хуже было бы, если бы в какой-нибудь ангар на окраине нас заперли в те годы, было бы сложнее. А то, что центр, какое-то невероятное стечение обстоятельств.

Саша, ты согласен, что «Пушкинская-10» — это ковчег?

Да, ковчег. Каждой твари по паре.

А в какие товарищества ты входил или входишь сейчас?

ТЭИИ, но это неофициальная организация, скорее, объединение людей, обозначенное таким названием. Впоследствии оно переросло в Товарищество «СК». В Союзе едва ли состою.

Есть ли какая-то принципиальная разница между различными товариществами?

Принципиальной нет.

Возвращаемся к твоему творчеству. Над чем сейчас работаешь?

В данный период времени мучаюсь, ужасно мучаюсь! Потому что я хочу уйти от своей пейзажной композиции, которой я натворил за последние 4–5 лет очень много. Некоторые работы удачные. Хочу от этого уйти и прийти к своим чебурашкам, которых я писал до 1980–1990-х годов, к своим куклам-людям. Но перейти на другой уровень: к более светлым, к более условным, более неоднозначным… Словами не сказать. Более приближенные к предмету, форме человека, яблока. Оказывается, это очень сложно.

С чем это связано?

А связано с психологическим состоянием. Сейчас время очень нервное. Я в метро проеду порой, посмотрю на безумные лица, страшные лица, прихожу и не могу сосредоточиться.

Социальные проблемы тебя волнуют?

Волнуют, конечно. А толку-то от этого?

Они имеют отражение в твоем творчестве?

Нет.

То есть твое творчество отражает внутренний мир, настроение?

Для того чтобы туда погрузиться, мне нужно в какую-то избушку запереться на курьих ножках, чтобы котелок с кашей стоял. Сильно меня мучает то, что я живу от продажи картин. Стараюсь из последних сил, тяжело, невероятно.

Почему так?

Потому что конкуренция жестокая, сейчас уже каждый может выставляться в галереях, где цветочки, птички в рамочках. Это все оттягивает потенциального покупателя, обывателя. На службу не хочу идти принципиально. Лучше нищенствовать, но не служить. Сейчас оформляю пенсию, которая будет очень-очень маленькая. Думаю, может быть, уезжать на несколько месяцев, жить и работать в доме в Новгородской области, там у меня бункер такой есть. Не знаю, как…

В творчестве у тебя переходный период сейчас?

Да, хотя и пейзажи еще пишу. В последние три года ездил на Брянщину, на Волгу, в Кострому. Люблю пейзаж. Это как отдых, физический и эмоциональный, единение с природой.

В каких местах тебе приятно работать? Куда хотел бы поехать?

Я бы с удовольствием поехал на Север, на Белое море, на Алтай. У меня друг есть, живописец Боря Борщ, мы в Крым уже несколько лет ездим летом, осенью. Крымские пейзажи, они другого колорита. В 2003–2004-м ездили. Не экзотические страны, для работы меня больше привлекает суровая обстановка — где-нибудь в Шотландии, Дании, Норвегии пожил бы.

Ты часто выставляешься?

Выставляюсь много, но сейчас стало энергии меньше, лень даже появилась. Раньше, 20 лет назад, радость, ликование появлялись от участия в выставке. Потом работаю я долго. Есть художники, которые «на приеме» шпарят. Удачные, неудачные. Я не «на приеме». Каждая картина у меня, как дите, отдельно, и я долго делаю.

Сколько по времени занимает работа над одной картиной?

По-разному. Бывает, могу за две недели написать, а бывает, и полгода пишу, а потом испорчу.

Работаешь над одной картиной, пока ее не завершишь?

Нет, у меня такой хитрый прием, начинаю несколько холстов, 4–5 веду. Веду, веду, уперся в тупик, отставляю, беру следующий. Иначе слишком переживаю. Бьешься месяц, и ничего. Для психики тяжело. Или «пейзажик» схожу напишу. Люблю померзнуть немного и во время работы, а потом прийти погреться, горяченьких щей, водочки.

А за рубежом часто выставляешься?

За рубежом во многих выставках принимал участие — и в Штатах, и в Европе. Ездил за рубеж в 1991 году один раз, в Германии галерея нас приглашала, практически всю Германию тогда объездили. Сейчас есть проекты, пожалуйста, на премьеры предлагают, во Францию, в Италию. Но это все с оплатой. Они предоставляют там крышу над головой, но проезд и остальные сопутствующие траты — за свой счет. А по России активно участвую в выставках — Москва, Петербург, Новгородчина, Север. Все начинается весной, когда солнце поднимется, и активно продолжается летом.

Какое время для работы ты считаешь лучшим для себя?

Осень очень нравится, ранняя весна, когда снег еще не сошел, до того, как все позеленеет; ну и зимой тоже.

Сейчас над чем работаешь?

Интерьер декоративный, потом дама в интерьере, здесь я хочу орнамент использовать, с помощью него передавать пространство. В марте будет выставка ТЭИИ, хочу сделать повтор нескольких своих работ 1980-х годов, но не прямой повтор, точка в точку, — тему повторить.

Саш, а за последнее время много работ продавал и где чаще всего?

С выставок; есть круг коллекционеров, кто-то вдруг звонит, предлагает. В Штатах есть русская диаспора — из тех, кто в 1990-е годы от перестройки бежал. Сейчас они окрепли, тоже находят, приобретают. Иногда выручают.

Приобретают готовые работы?

Да. У меня был сайт, сейчас переделываю его; очень удобно, они смотрят и заказывают. Потом на таможне оформляешь картину на вывоз и экспресс-почтой отправляешь.

Ты работаешь напрямую?

Да, без галереи. В последние годы забрал все картины из галерей. Работал с «Ди-Ди», с «Гильдией мастеров», с союзовской галереей. Стоят работы, киснут, и ничего не происходит. Покупаются более салонные, более «сладкие», понятные работы. Все-таки как ни изображают люди из себя знатоков живописи, все равно покупают цветочки, «пейзажик», что-то такое.

А ты считаешь свое творчество актуальным сегодня, и насколько актуальным?

Скорее всего, по современным понятиям я старомодный, может быть, очень академичный. Я это знаю, но менять ничего не хочу. Но это отдельныий разговор…

То, к чему ты хочешь обратиться вновь, оно будет интересным зрителю, как думаешь?

По моему внутреннему ощущению, думаю, это будет интересным, особенно тем людям, которые знают меня по моим работам. Этот внутренний мир, который я хочу показать, будет интересен даже вашему поколению.

Что значит для тебя «Пушкинская-10»?

Это ВСЁ… «Пушкинская-10» — это родные надоевшие люди, осточертевшие лица, тем не менее свои. Приходишь, ключом открываешь — и это ВСЁ. Душа.

Как ты думаешь, если бы повторились сейчас 1994–1996 годы, не дай Бог, конечно, как повели бы себя люди, работающие на «Пушкинской-10»?

Не пропали бы, потому что и жизненного опыта стало больше. Да, в те годы многие ушли в коммерцию, на службу…

А сейчас больше людей вокруг арт-центра?

У нас здесь мастерских-то 25, а людей много, которые у нас выставляются и приходят, общаются, конечно, больше. Тянуться, молодежи много.

Это говорит о том, что значение «Пушкинской-10» очень велико…

Непереоценимо. Городские власти должны нас оберегать и выплачивать пособия, хотя бы старшему поколению, чтобы мы не унижались перед потенциальными покупателями. В более молодые годы было азартно знакомиться с потенциальным покупателем, коллекционером, завлекать к себе в мастерскую, показывать. А сейчас ты позвонил человеку один раз, он обещает, говорит: куплю, да-да, через неделю. Проходит неделя, проходят две, набираешь второй раз, в ответ: «Да-да, я помню о тебе, помню, но ты знаешь, старик, сейчас вот неувязка, давай через недельку…» Опять неделя, две. В третий раз, уже из самолюбия, звонить не хочется. Это уже вот так, достало! Кто-то передумал, перехотел, а ты практически от него зависишь. Если у тебя закончились деньги, то ты привязан, никуда не можешь поехать, у тебя долги растут. В общем,, тяжело живется.

Ты никогда не думал уехать из страны?

Нет, если только на полгода пожить, даже в экзотическую страну, в Таиланд например, — с удовольствием.

А в Москву перебраться?

Москва — нет. Москва — это вообще другая страна, не Россия. Там другой уровень цен, другое понятие денег; они нас не зря провинциалами называют. Они же создают этот рост цен. Многие художники пасутся в Москве, закрепились там.

Твое творчество где интереснее — в России или за рубежом, как думаешь?

Думаю, за рубежом интереснее. Многие американцы чувствуют тот мир, который я хочу показать, и наши эмигранты, они сразу просекают смысл картины. Наши ребята, которые ездят в Штаты, говорят, что там в то же время столько много пустых людей, которые вообще не понимают, что такое живопись или колорит. Для них чем ярче картина, тем интереснее. Если они решаются купить, то начинают смотреть, где этот автор засветился, по каким ценам, в каких галереях он продал, а потом решают, вложиться в его работы или нет. А у нас питерские коллекционеры — они от души. Сначала позыв от души, интерес, а уже потом он выяснит, насколько известен автор, где выставлялся…

Как формируется рынок?

Художники его и формируют, формируя себя самих…

Интервью взяла М. Вульфова.

Контакты

Александр проводит обучение живописи и рисунку, заниматься могут как дети в возрасте от 8-10 лет, так и взрослые, уже имеющих начальные навыки и совсем неопытные. Получение навыков ремесла (рисунок, живопись, композиция) не исключает творческих работ и более того, активно поощряется.

Занятия проводятся в мастерской художника, которая находится в арт-центре «Пушкинская-10» по адресу Лиговский пр. д. 53.

Запись по телефону: 8-921-328-8530

Творческая деятельность

Декабрь 2018 г. — январь 2019 г. — «Работы года — 2018» (Юбилейная 10-я выставка IFA). Санкт-Петербурский творческий союз художников IFA.

Июнь 2018 г. — аукцион. Пушкинская-10.

1990-2019 г. — пейзажи о. Валаам в коллекции Петрозаводского музея-заповедника.