художник, культуртрегер, теоретик
создатель Новой Академии Изящных Искусств и её музея
художник, культуртрегер, теоретик
создатель Новой Академии Изящных Искусств и её музея
Коротко
Родился в Ленинграде. В начале творческого пути входил в группу «Летопись» Боба Кошелохова, другого обитателя «Пушкинской-10», а позднее сам инициировал многие начинания и направления в искусстве: «Новые художники», неоакадемизм, «новая музыка», «новый театр» и другие.
«Его влияние на художественную ситуацию в городе безусловно».
Любовь Гуревич
Тесно сотрудничал с Товариществом экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ), участник первой выставки абстрактного искусства в Ленинградском дворце молодёжи.
На старой «Пушке», в сквоте или «капиталке», как сам художник называл заброшенные жилые дома 1990-х годов, занимал до ремонта в 1998 году, квартиру 14.
В 1989-м организовал Новую Академию Изящных Искусств (НАИИ), был её академиком, преподавателем. Художник «Пушкинской» Олег Котельников — школьный товарищ Новикова, вспоминал, что у того «была такая способность объяснять, быть педагогом, самому одновременно обучаясь у своего же ученика» (интервью целиком здесь, с. 630).
Музей НАИИ, открытый Тимуром Новиковым в 1993 году, обосновался на Пушкинской, 10, и работал здесь до 2019 или 2020-го (согласно интерактивной карте мастерских арт-центра «Пушкинская-10»). В залах музея велись занятия для студентов НАИИ, регулярно проходили их выставки и выставки профессоров. Так, здесь выставлялись Олег Маслов (продолжающий работать в современном арт-центре), Виктор Кузнецов, Денис Егельский, Георгий Гурьянов, Белла Матвеева, Ольга Тобрелутс. Состоялись в музее и исторические выставки работ Александра Иванова, Фёдора Толстого, Рафаэля Санти, мастеров модной фотографии Ричарда Аведона, Пьера и Жиля, Карла Лагерфельда и другие (подробнее в биографии Новикова).
Тимур Новиков на выставке рисунков Александра Самохвалова
в музее НАИИ, 1994 (источник)
На заглавной фотографии, отсылающей к портрету Павла Третьякова, написанному Крамским, Тимур Новиков в образе основателя НАИИ и музея, 1996 год
Галерея
Ссылки
Новиков Тимур Петрович // Гуревич, Любовь. Художники ленинградского андеграунда. 2-е изд. — СПб., 2019. — С. [72‒74]. Электронная версия
О себе и о «Пушкинской-10»
Беседа Александра Менуса с Тимуром Новиковым, 1997 год (из книги «Арт-центр “Пушкинская-10” — Параллелошар. 1989‒2009 гг.», СПб., 2010, с. 204‒207)
— Говоря о «Пушкинской-10», невозможно не коснуться социокультурной среды конца 1980-х. Хотелось бы начать с вопроса, что, по-твоему, было основным движителем тотального захвата маленькой территории на «Пушкинской» художниками, музыкантами…
— Я не знаю, что двигало конкретно каждым в отдельности, но все это произошло, в целом, благодаря перестройке, произошедшей в стране. Одним из первых художников, кто двинулся на «Пушкинскую», был Сергей Бугаев-Африка, который, еще на совершенно законном основании, поселился в этом доме совершенно случайно — его квартира была по адресу: Пушкинская, 10, кв. 1. Там он был прописан, и был совершенно законным жильцом, не захватывавшим, а жившим в этом доме. После этого, собственно, произошла перестройка и, когда дом стали расселять, произошло то, что, почувствовавшие свободу и вседозволенность, художники, традиционно не имевшие возможности заниматься где-либо творчеством, бросились занимать помещения под мастерские. И очень быстро заняли весь большой дом. Не только художники, но и другие творческие люди — музыканты, литераторы, насколько мне известно, какие-то театральные структуры или какие-то структуры типа господина Коли Васина с его музеем Джона Леннона — все они получили место под солнцем.
— Что ты думаешь о потребности художников, музыкантов, литераторов к объединению, совместному проживанию?
— Объединение художников происходило всегда перед лицом какого-нибудь врага. Так, Товарищество художников, например, возникло под жестким социальным давлением на художников — так называемых нонконформистов — в период Советской диктатуры. В 1930-е годы объединение в Союз художников происходило под давлением того же социума, т. е. Советской власти, которая сажала в тюрьмы, расстреливала и т. д. И художники объединились в какую-то государственную организацию, где они могли все вместе существовать. Им пообещали: кто будет внутри этого «загончика», этой «резервации» — останется цел, а кто будет сам по себе — погибнет. И эта же стадная боязнь, скажем, волка или чего еще, требовала от художников сбиться вот в это стадо, в которое они потом сбивались в ТЭИИ, а потом сбивались и на «Пушкинской-10». Но самое главное, конечно же, помещения. Потому что человеку для его творчества нужно какое-то место, где он мог бы им заниматься. В разных странах эту проблему решает государство, чтобы деятели культуры, пассионарии, не могли что-либо устроить, учинить, организовать террористическую организацию, подорвать что-нибудь бомбами или устроить какую-нибудь оппозиционную политическую партию. Им выделяют специальные помещения, чтобы они могли там реализовывать свой творческий потенциал. Примерно то же самое произошло и на «Пушкинской». Конечно, никому ничего не выделяли, а просто все бросились, кто что мог схватил и засел, и далее началось существование. Но «Пушкинская-10» — это же не единственный феномен в городе. Были и известные помещения на Воинова, 24, Воинова, 28, на ул. Каляева напротив Большого дома (т. н. «НЧ/ВЧ»), на Каляева ближе к Чернышевского (т. н. Музей творческих содружеств), в Египетском доме были, на Петроградской стороне, дом на Обводном канале (т. н. «Обводники», где были клубы и Школа инженеров искусства), была Фонтанка, 145 — знаменитое помещение, считающееся родиной русского рэйва, где основали первые дискотеки, был большой дом на Черняховского, на Стремянной, и география всех этих зданий, занятых художниками, деятелями культуры под какие-то культурные проекты, раньше называлась «капиталка» (мне не нравится иностранное слово «сквот»). Поэтика «капиталки». Она пронизывала все эти сооружения полностью, и собственно «Пушкинская» была только одной из многих, единственно, что она была самой крупной и долее всех просуществовавшей, единственной, которая смогла институциализироваться.
— И что же, по-твоему, ценного дала именно «Пушкинская»?
— «Пушкинская», несомненно, дала приют для огромного количества творческих людей. Действительно, многие люди не могли бы реализовать свои творческие потенции, т. е. оказались бы попросту изолированными от участия в творческом процессе. «Пушкинская» дала им жизнь, этим художникам. «Пушкинская» приютила тогда огромное количество музыкантов, помогла им работать тоже. Потом «Пушкинская» превратилась, соответственно, в некий культурный центр, который можно посещать как туристский объект. Большое количество людей, приезжая в наш город, часто хотели осмотреть Эрмитаж, Русский музей и «Пушкинскую-10», как главные городские достопримечательности. То есть «Пушкинская» превратилась, для молодежи во всяком случае, в определенную достопримечательность, связанную с именами известных по всей стране героев, таких как Шевчук, Аквариум, Гребенщиков…
— Тимур, но все-таки в упомянутом тобой, к примеру, «НЧ/ВЧ» собирались люди близкие по духу, это был один круг. А на «Пушкинской» собрались люди совершенно разные, а зачастую и совершенно не знавшие друг друга…
— В «НЧ/ВЧ» были тоже совершенно разные люди. Я, например, ничего не вижу общего между металлистами, которые были в «НЧ/ВЧ», и художником Борисом Кошелоховым. Просто кто-то был знаком с Сумароковым, кто-то с Ковальским.
— Каковы позитивные стороны «коммунального» проживания, влияния «соседей» на индивидуума, ведь художники склонны испытывать на себе влияния и увлекаться идеями. К примеру, Новая Академия, которая была одним из источников новых идей, которые не могли не влиять.
— Новая Академия поселилась на «Пушкинской», потому что не имела никакой другой возможности поиметь свое помещение, но, благодаря фонду «Свободная культура», она приобрела свое помещение и стала вести свою работу. Но та деятельность, которую вела Новая Академия, резко отличалась от художественной практики большинства художников «Пушкинской-10». Поэтому сложно говорить о каких-то творческих обменах, творческих влияниях Академии на окружающих художников. По-моему, ни художник Баби, ни какие-либо другие художники «Пушкинской-10», не стали от сосуществования с Новой Академией более классическими.
— Нет, дело не в том, стали они более классическими или нет, я говорю только о влиянии.
— Влияние… Ну, я могу сказать, что когда появилась Академия и стала регулярно проводить свои выставки и вешать об этом объявления на стенках, объявления такого же вида и размера стали вешать и другие галереи. Это совершенно обычная практика в других странах, но почему-то на «Пушкинской» мы применили ее одними из первых.
— Но я должен сказать, что 103-я галерея, которая появилась раньше, делала все-таки объявления, хотя и другого размера и вида…
— Не делала. В том-то и дело, что не делала. Говорили, что вот будет выставка, приходите в четверг в пять часов. Все знали что будет квартирная выставка Баби Бадалова, и всех приглашали на эту выставку.
— Ну, хорошо… Хотелось бы еще раз коснуться проблемы взаимодействия. Вспомним акцию 103-й галереи «Блиц-Штирлиц-Блиц» — попытку задействовать все пространство «Пушкинской-10»? Кстати, и Новая Академия приняла участие, и только что появившаяся Арт-Клиника, и многие-многие другие.
— Одновременно проходили еще и праздники «Пушкинской-10», открывали двери все галереи и т. д. Это как раз очень положительное явление — именно единство и дружба, сотрудничество. Нам, например, в нашей Академии, никогда не жалко было, когда к нам приходили какие-то гости, сказать «сходите еще туда-то и туда-то». У нас никогда не было такого собственнического чувства к зрителю. Наш зритель — он наш зритель, в смысле поскольку мы ему нравимся. Но если он хочет чего-то еще, мы всегда ему поможем найти то, что он хочет. Я думаю, что если бы дружеские взаимоотношения становились бы все сильнее и сильнее, то у «Пушкинской» был бы весь дом, а не только та одна треть, которая ей осталась.
— Но, тем не менее, у «Пушкинской» сейчас осталась действительно одна треть. Каковы перспективы, как ты считаешь? Каким видишь будущее «Пушкинской-10»?
— Дело в том, что для меня «Пушкинская-10», в первую очередь, — это то место, где находится наша Новая Академия. Но наша Новая Академия для меня не имеет тесной, неразрывной связи с рок-музыкой, с барами. Если волею судьбы нам придется оставить это помещение, то мы, ничтоже сумняшеся, соберем свои вещички и переберемся куда-нибудь еще. Собственно, наш зритель не покинет нас и в другом месте. Но, с другой стороны, конечно же приятно, что художники терпят друг друга. За все годы мы не испытывали нападок, не было случаев погромов, все пожары, которые происходили, тоже миновали нашу часть. У меня только приятные воспоминания о «Пушкинской». Но, по слухам, она продолжает существовать и, в общем-то, не собирается закрываться.
— Да, она не собирается «прекращаться». Но она, видимо, будет немного другой. Просто не будет дома как двора, каким он был. Может, действительно, Академия была несколько в стороне от «Пушкинской», но все-таки была частью ее, и достаточно заметной частью. Каково твое мнение, что необходимо для успешного существования будущей «Пушкинской», потому как сегодня еще до конца не ясно, какой она будет — новая «Пушкинская».
— В первую очередь, для того чтобы «Пушкинская» оставалась «Пушкинской», в том виде, в котором она была, она не должна терять связи с молодежью. Потому что молодежь, молодежная культура являлась тем самым наполняющим «Пушкинскую» неким, так сказать, особым пафосом. Поколенческим. Но молодежь вырастает, стареет, и для новой «Пушкинской» предусмотрен более «старческий» проект, скорее «дом ветеранов сцены», чем дом молодежи. И ввиду этого, «Пушкинская» может утратить связь с молодежью, превратиться в более архаическое учреждение. Старшее поколение предпочитает Филармонию, Мариинский театр, Русский музей, Эрмитаж, и, конечно, будет менее посещать «Пушкинскую-10», а молодежь, которой как раз было бы интересно это явление — нечто новое, свежее, яркое, всегда привлекающее молодежь (как мы видим в молодежной моде, музыке), это, на мой взгляд, будет несколько утрачиваться. И это напрасно. Если администрация «Пушкинской» хочет оставить «Пушкинскую» именно как центр молодежной культуры, ей надо омолаживать свои ряды.
— Прежде всего центр современной культуры. Ты видишь именно молодежь основным движущим фактором культуры?
— Современная культура — понятие растяжимое. Ведь до недавнего времени, до своей смерти, и Аникушин был современным художником, и Мыльников продолжает оставаться современным художником. Современная культура — это совокупность всей культуры. Другое дело, что существует отличие между молодежной культурой и культурой старшего поколения. Просто в молодежной культуре существуют, например, изрисованные стенки, намалеванные майки, доска и ролики, серьги в ушах, бумкающий ритм — все это составляет некий конгломерат молодежной культуры, в которой есть место и изобразительному искусству, и музыке, и танцам. И оно в корне отличается от всего того, что творится в других культурных институциях нашего города. И «Пушкинская» могла бы быть центром именно для такой культуры. Чем она, собственно, и являлась, что мы видели на праздниках «Пушкинской-10», проходивших регулярно. Почему-то праздник «Пушкинской» представлялся именно сборищем рок-н-ролльщиков и панков, а вовсе не людей сорокалетних, с картинками.
— Да, это меткое замечание. Но все-таки, по-моему, нужен на «Пушкинской-10» музей, который собирается сделать Сергей Ковальский — музей того искусства, которое выкладывало путь к сегодняшнему дню, т. е. искусства 1970—1980-х годов, и, наверное, это правильно?
— Я лично из своей коллекции передал часть работ в музей Гуманитарного фонда. Но ведь подобные коллекции собираются и государственными музеями. В Русском музее есть отличная коллекция нонконформистов, там представлены работы Арефьева, Шемякина, Овчинникова, Богомолова, Фигуриной и так далее, и работы Ковальского там тоже есть. Поэтому Государственный Русский музей может тоже представлять выставки подобного рода, другое дело, что «Пушкинская» хочет сделать постоянную экспозицию подобного рода. Но проблема в том, что нонконформизм 1960-1980 годов интересен именно людям старшего возраста, которые не являются посетителями «Пушкинской-10». Молодежи же такое искусство совершенно не интересно. Вы не сможете заставить молодого подростка на роликах заинтересоваться картинами Игоря Иванова или Рихарда Васми.
— Но тем не менее, существуют «посредники». Ты упомянул Васми, и я сразу вспомнил Олега Котельникова…
— Олег Котельников дружит с Рихардом Васми, но Олег Котельников сам был нонконформистом, дружил с Олегом Григорьевым, поэтому эта культура для него близка, он на ней воспитан. Но Олегу Котельникову, извините меня, уже сорок лет. Поэтому сорокалетний Олег Котельников — это не двадцатилетний подросток, которому гораздо сложнее понять, что интересного в маленькой картинке 30х40 см, которая нарисована, как сам этот подросток рисовал в 4-м классе — домик и фигурка человека, идущего мимо этого домика. С точки зрения современной художественной ситуации это совершенно не прочитывается. Он уже не знает, что когда-то Матисс был запрещен, когда-то фавизм был чем-то вроде ягодки, вроде как сейчас рэйв-музыка. Это уже не прочитывается современным молодым человеком. Он уже не может соотнести надпись Prodigy, сделанную спреем на стенке и какие-то фигурки. Кроме того, такие молодежные явления, как митьки, уже давно не молодежные. Это старые дяди с седыми бородами, им по сорок лет. Они не популярны уже у молодежи, потому что молодежь от рока уже отвыкла, и рок уже — явление несколько прошедшее, но музей рока тоже вполне мог бы иметь место, маленький такой музейчик. Дело в том, что в Европе таких музейчиков довольно много, и это уже традиция. Музей — это коммерческое предприятие. Такой маргинальный музейчик в пяти комнатах, который посещают туристы, платят за вход, покупают буклетик на память и отправляются дальше. Иногда такое заведение, например, в Амстердаме — очень туристском городе, даже более выгодно чем гостиница или бар. Музей русского рока, музей рэйв-культуры, а Петербург является родиной и рока, и рэйва. До сих пор много поклонников групп «Кино», «Аквариума», «Алисы», Шевчука и так далее. И можно было бы выставить какие-нибудь майки Гребенщикова, ботинки Цоя…
— Можно еще сделать восковые фигуры…
— И восковые фигуры. Это пользовалось бы популярностью, было бы туристским объектом. Это позволяло бы привлекать внимание. Было бы перспективно сделать на «Пушкинской» ряд таких молодежных музейчиков.
— Ну что ж, на музейчиках, может, и остановимся. Спасибо.
(Книга целиком доступна на сайте объединённых архивов арт-центра «Пушкинская-10».)
Память
Созданный художником музей Новой Академии Изящных Искусств (НАИИ) с открытия до 2019 или 2020 года располагался в арт-центре (смотрите интерактивную карту мастерских «Пушкинской-10»). Сегодня мастерская 405 на четвёртом этаже корпуса B — один из двух залов галереи “Navicula Artis”. На стене перед входом в него висит памятная доска в виде зеркальной панели. Здесь можно прочитать фрагмент из манифеста неоакадемизма:
«Мы должны научиться
писать прекрасные картины,
мы должны научиться
ваять прекрасные скульптуры,
мы должны научиться
возводить прекрасные дворцы,
мы должны научиться
слагать прекрасные стихи,
мы должны научиться
сочинять прекрасную музыку!
И тогда мы будем достойны
называться европейцами
и в следующем тысячелетии!»
Портрет Тимура Новикова (в полный рост) можно увидеть в корпусе C на площадке между вторым этажом и третьим в постоянной экспозиции «История свободы».
